Разлом. Белый и красный террор

После Первой мировой и Гражданской войн нужна была передышка. Зашевелись националисты всех мастей. Они прекрасно использовали объяснимую слабость центральных властей. Стали смелее требовать к себе внимания и преференций. Замахивались и на создание самостоятельных государств, что было опасно и для Советской России, и для «выскочек» — их бы мигом смяли мазурики-соседи.

Кто-то из великих пояснил суть образования отдельной страны так: каждый народ мира стремится создать свою культуру, свою государственность и, наконец, свою империю. Если он этого не делает, то не потому, что не хочет, а потому, что не может. Или потому, что понимает недостаточность своих сил. Это свойство людей проходит через всю мировую историю.

Империя оказывается тем крепче, чем удобнее чувствуют себя все населяющие ее народы и племена. Именно по таким лекалам кроились страны со статусом империй. Такой страной после двух революций стала Россия, несмотря на огненные годы войн и гражданских сшибок. В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. Запад богател за счет ограбления своих империй, особенно его колоний, центр русской государственности оказался беднее всех своих «окраин». Но — оказался крепче.

В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. За эту Российскую империю в процессе собирания земель положили головы миллионы ее граждан. Она являлась самым старым государственным образованием в Европе с периода возникновения княжества Рюриковичей и могла сравниться с Римской империей по возрасту в 11 столетий.

Адепт русской идеи и России философ Иван Солоневич в 1973 году, находясь за границей, писал, что в этом сравнении существует и разница: Римская империя — за исключением Карфагена — не имела никаких соперников и что в последние 300 лет своего существования она распадалась и экономически, и политически, и психологически. Современная Россия — даже при коммунизме — громит всех своих конкурентов и не показывает решительно никаких признаков внутреннего распада: коммунизм — это болезнь. Но коммунизм — это не дряхлость.

Империя — это мир. Внутренний национальный мир. Территория Рима до империи была наполнена войной всех против всех. Территория Германии — до Бисмарка — изобиловала феодальными немецкими войнами. На территории Российской империи были прекращены всякие межнациональные стычки, и все народы страны могли жить и работать в любом ее конце. И если Российская империя была беднее, чем другие, то не вследствие «политики», а вследствие географии: трудно разбогатеть на земле, одна половина которой находится в полосе вечной мерзлоты, а другая — в полосе вечных нашествий извне.

* * *

Говоря о революциях 1917 года в России, нельзя не отметить, что они готовились более ста лет назад. После победы над Наполеоном побывавшие в Париже дворяне-офицеры принесли с собой идеи французского восстания. Как грибы стали расти тайные общества, члены которых желали власти и перестройки общества по своим теориям.

Как писал супруг дочери Александра III Ольги — Тихон Николаевич Куликовский-Романов:

«На словах они были идеалисты, но им и в голову не приходило личным порядком освободить хотя бы своих собственных крепостных крестьян. Первым взрывом этого положения было восстание войск в Петербурге 14 декабря 1825 года, вошедшее в историю как «бунт декабристов»

.

Планы у них были кровожадные — истребить весь царственный дом, вплоть до женщин и детей. Сам Пушкин со своим пылким характером был близок к членам тайных обществ. Однако понял всю зажигательность и опасность последствий такого восстания. Как знаток Пугачевского бунта, в «Капитанской дочке» он воскликнет: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

При расследовании дел декабристов попал под подозрение и другой русский поэт, лихой генерал Денис Давыдов. Когда незадолго до событий на Сенатской площади зашел к нему двоюродный брат и оставил записку с предложением вступить в одно из тайных обществ под названием «Tugendbund», Денис тут же приписал ответ: «Что ты мне толкуешь о немецком бунте? — укажи мне на русский бунт, и я пойду его усмирять». Эта записка спасла Давыдова от всякого подозрения в причастности к декабристам.

Что же касается событий на фронтах Первой мировой — после того как царь взял на себя должность Верховного главнокомандующего Императорской армии для руководства войной, за полтора года положение на фронтах значительно улучшилось, и к лету 1917 года намечался ряд убийственных для Германии наступательных операций Русской армии.