Разлом. Белый и красный террор

Кстати, британский военный министр Черчилль в своей книге «Мировой кризис» писал:

«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже претерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы уже были принесены, вся работа завершена. Отчаянье и измена захватили власть, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекло широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией, и Колчак — флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось; оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами — держаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы…

Но внутренние и внешние враги России не дали великому Царю довести войну до победного конца».

Германия чувствовала на шее удавку, наброшенную Российской армией вместе с союзниками. Силы покидали ее, и покинули бы к концу лета, если бы не предательство генералов и большевистская пропаганда армии. Это было какое-то помешательство, ловушка для царя, заставившая его, оставленного всеми, отречься от престола. Жутким, несмываемым пятном легли на бесноватых предателей слова, записанные государем в дневник: «Кругом измена, трусость и обман…»

А вот потом события, к великому сожалению, пошли по самому жестокому, самому кровопролитному, самому непредсказуемому братоубийственному пути с миллионными жертвами россиян. И это после окончания Первой мировой войны, пламя которой уничтожило десятки миллионов россиян.

Говорят, Сталин понимал и верил в плодоносность революции только в одной стране — в России, но не мог согласиться с идеями Ленина и Троцкого и других политических деятелей того времени об обязательности красной окрашенности многих стран через череду «мировых революций». Так зарождалось после скорой смерти Ленина противостояние между Троцким и Сталиным, вылившееся, в конце концов, у грузина в неприязнь к еврею и его последователям, которые разжигали костер, испепеливший огромное полчище жертв репрессий, ставших «врагами народа».

Личность Сталина многосложна, но он не был исчадием ада, как его представляют некоторые «говорящие головы» из лагеря демократов-неудачников, хотя авторитаризм и нетерпимость присутствовали в характере вождя — личность лепило сумасшедшее время. Его прямолинейность дружила с девизом: «Быть, а не казаться!»

А кто не грешил этими чертами характера из королей и других властителей стран Запада после попыток государственных переворотов, а тем более революционных событий, в том числе и русских царей, а потом и большевиков?

Но жестоким палачом, организатором и исполнителем был все же партийный деятель Ежов, результаты борьбы которого с троцкистами, а в эту категорию нередко попадали и вовсе невиновные — для галочки, потрясли вождя. Но опять же невиновными были не все.

В сознании очень многих прочно утвердился образ Сталина-деспота, требующего от всех, и в первую очередь от своего политического окружения, строжайшего единомыслия и беспрекословного подчинения. Надо сказать, что этот образ бесконечно далек от действительности. Безусловно, революционная эпоха с присущими ей радикализмом и нигилизмом сказалась на характере Сталина. В определенные моменты ему были присущи и нетерпимость, и грубость, и капризность. Но он никогда не препятствовал тем, кто отстаивал собственную точку зрения…

В своих воспоминаниях сталинский нарком вооружения Д. Ф. Устинов, ставший впоследствии министром обороны СССР (1976–1984), писал: