Команда про левый борт была не для красного словца. В бою, или на стадии подготовки к нему, вообще, лучше не говорить подчиненным лишнего. Не так поймут, не то сделают. Команда отдается строго по существу и без излишеств. Что означает что готовимся к бою на левый борт? Все, что может взрываться, гореть, давать осколки, но при этом не может полететь во врага, перетаскивается на подбойный борт. Мы не на броненосце, и вражеские снаряды будут без труда проникать через обшивку кораблей. На «Кирове» некоторые, жизненно важные узлы, имеют небольшую бронезащиту, но далеко не все. Поэтому… Матрос на войне бывает или мертвый, или уставший. О том чтобы скорбно принимать удары судьбы и врага, стоя на палубе в красивой форме, мечтать лучше всего вот так, сгорбившись под тяжестью ящика со взрывателями для морских мин, который ты тащишь к борту. Нет, ящик полетит в воду, ни на подбойном ни на бойном борту такое добро не нужно. Так и чувствуется тепло рук укладчиц, которые заворачивали в промасленную бумагу один за одним эти тяжелые, точно отлитые, филигранно выточенные изделия. Девочки старались, а мы это все за борт. Как им в глаза смотреть, если не придем из похода со скальпом американского капитана, прибитого над планширем боевой рубки?
Оба помощника с боцманом и командной шелупонью поменьше, кажется, уже выхаркали все легкие, крича все новые и новые команды. Что значит блиндировать ракетные и артиллерийские погреба? А то и значит. Выносим все мешки с крупой, мукой и картошкой и создаем импровизированный бруствер перед стойкой со «Штормом». В носу эсминца матросы, вооруженные ломами и топорами пробивают отверстие к барбету артустановки. Он неплохо защищен, но намотать на него якорную будет нелишним. Сказали «блиндировать» а не порядок наводить, и рубленные куски переборки, сложенные в пустую бочку из под растительного масла занимают свое место на палубе. Бочку заливают водой, все это должно ослабить действие вражеских снарядов и осложнить им путь к действительно важным устройствам и механизмам. Всё походило на расстановку фигур перед безумной игрой в городки, только вместо деревянных бит сюда должны были прилететь американские снаряды.
Театр абсурда. Из двух ленинских комнат вынесли столы и стулья, после короткой дискуссии парты, поставленные на попа заслонили стойку радара наведения для кормовой артустановки, а стулья полетели в океан. Заминка произошла с портретами членов Политбюро, но замполит быстро принял решение. Портреты тоже в океан, только не демонстративно, с борта, а порубленные по кусочкам в иллюминатор.
— Вот-же б…ть, теперь никто не доверит мне честь спасти на последнем оставшемся плотике портрет Императора — буркает мичман своему товарищу. Тот не понимает, не зная нюансов ритуального оставления японской командой погибающего корабля. Не любитель истории оказался. Бывает. Зато он уже прикинул, сколько матрасов спишет старшина. Сейчас тюки из них разложены по палубам и щедро поливаются из брандспойта. На сколько сантиметров или миллиметров эти матрасы уменьшат зону пробития осколками палубы — второй помощник ответить не мог. Не увеличивают? Тогда кого стоим, чего ждем? Да, похоже на припарки мертвому, или на затыкание пальцем дырки в плотине, но, потерявшие идеалистичный взгляд на вещи, мужчины посреди Атлантики, находят такое времяпровождение перед боем весьма полезным.
— Закрывайте, закрывайте, закрывайте. И последний матрас принесет вам победу! — на корабле Фомина здоровое зубоскальство без ущерба делу никогда не осуждалось. Ревут колокола громкого боя, и экипаж, побросав остатки материала и подхватив остатки инструмента, разбегается по боевым постам. Последним, через распахнутую дверь кают-компании, в океан улетает ящик с зарядами для салютных орудий.
Бабуев.
— Степа, ты чего мне начертил? Что это, б…ть, за петля Того?
Заготовка начальника штаба для артиллерийского боя Бабуеву не понравилась категорически. Какая-то попытка линейной тактики, сектора… Ну-ка… Нет, фигня, запутаемся. Проще надо.