Размышления о богослужении

Есть у меня одна личная история с книгой о Павсании, которую я никогда не видел, не держал в руках, я знал об этой работе даже не от самого отца Георгия, а от Михаила Леоновича Гаспарова. Однажды он приезжал с лекцией в Цюрихский университет, и мы разговорились и об отце Георгии. И он спросил, занимается ли отец Георгий всё еще своим Павсанием. Я пытался Михаилу Леоновичу объяснить, что это физически невозможно сейчас для отца Георгия – заниматься еще и Павсанием вместе с тем, чем он занимается сейчас, будучи и священником в храме Космы и Дамиана, и настоятелем храма в детской больнице, и директором отдела Иностранки и т. д., – множество у него было обязанностей. Но Михаил Леонович как-то немного расстроился и сказал: «Жаль, замечательная была работа».

В копилку поэтических текстов добавлю кое-какие сведения, которые могут быть интересны. Однажды, в середине 1990-х годов, в трапезной храма Космы и Дамиана мы с отцом Георгием и со многими другими прихожанами обсуждали разные переводы Великого покаянного канона Андрея Критского. И я говорил, что недавно был в Великом Новгороде, и там владыка Лев читает Великий канон сам по-русски. И за свечным ящиком даже продается брошюрка, где так и написано без указания авторства: «Перевод, читаемый в храме Софии Премудрости Божьей в Новгороде». И я сказал, что вот, мне этот перевод не очень нравится, потому что слишком много причастных, деепричастных оборотов, как-то это выглядит тяжеловесно, можно их было бы заменить прилагательными. Отец Георгий так потупился и сказал: «Да, наверно, сейчас я сделал бы лучше».

Есть еще, наверно, другие малоизвестные его работы, по случаю. Например, к некоторым концертам моей супруги Марии, которая исполняет в основном старинную музыку, он по ее просьбе даже что-то переводил, и какие-то переводы сохранились. И это больше чем подстрочник. Это, может быть, невыверенный перевод, готовящийся к публикации.

Замечательной особенностью вот этого издания является то, что здесь тексты выверенные, отредактированные самим отцом Георгием и подготовленные к печати. Потому что, конечно, он не любил такой вот небрежности. Если уж текст напечатан, он его готовил как следует, именно как текст печатный, воспринимаемый как текст. И он с сочувствием относился к воспоминаниям об отце Александре Мене, который, когда ему прихожане принесли его проповеди распечатанные, как-то не очень был этим доволен, сказал: «Ну, это же совсем другой жанр!» Конечно, печатный текст готовится не так, как устное выступление. И, безусловно, отец Георгий к этому внимательно относился. Эти тексты живут именно как тексты.

Очень многое утрачено, утрачено безвозвратно с его уходом: какой-то момент личного общения, личного обаяния, харизмы, можно по-разному это называть. Но, когда человеком такой высокой культуры, как был отец Георгий, готовится текст, он живет уже как текст, который тоже несет в себе часть личности подготовившего его человека.

3 февраля 2016 г.

Наталия Большакова

В обширном, удивительно разнообразном по жанрам литературном наследии Георгия Петровича Чистякова его гомилетическая часть составляет бульшую, важнейшую часть, а с девяностых годов становится просто доминантой всего его творчества. Это исходит из самого ядра его личности. И с 1993 года, когда он начинает служить в сане пресвитера, это не просто новая грань его труда, но это то, что накладывает отпечаток на стиль его жизни, на его мышление, на само видение его. Он сам это говорил, и это чувствовалось.

Я познакомилась с ним, когда он был еще дьяконом… И тот подвиг священства, который он взял на себя, все сферы, все направления этого подвига были очень значимы, но вот его проповедь – это особый жанр. Его гомилетическое наследие требует очень серьезного изучения, и мы сможем выявить некое учение отца Георгия. Я это чувствую, этим действительно нужно заниматься. Во всех текстах – и в тех, которые были написаны им самим, и в тех, которые были записаны прихожанами на диктофоны и магнитофоны, даже в статьях, которые были написаны за письменным столом, – отец Георгий всегда обращается к собеседнику. Он обращен к человеку. Это тексты не кабинетного ученого, но проповедника.