Размышления о богослужении

Так получается, что сегодня Церковь совершает память преподобного Максима Грека. Вот удивительный святой с удивительной судьбой. Грек по рождению, Максим еще молодым попал в Италию и некоторое время жил во Флоренции, где слушал проповеди Джироламо Савонаролы и, видимо, был тронут его подвигом и судьбой. Позднее он стал монахом на Афоне и, как мы знаем, был приглашен в Московию. В середине XX века стало известно, и сейчас это неоспоримый факт биографии Максима Грека, что в 1502 году Максим Грек поступил в католический монастырь во Флоренции, стал послушником и два года жил в доминиканском монастыре. Затем он уехал и стал монахом на Афоне. Для некоторых православных эта подробность из жизни Максима Грека какая-то неудобная, нелепая: грек, который стал доминиканцем, а потом очутился на Афоне, а потом еще и в России. Многие недоумевают: что это означает? Отрекся ли он от православия, раз стал доминиканцем? А в действительности в начале XVI века было достаточно естественно для грека, который жил на католическом Западе и тянулся к монашеской жизни, вступить в латинский монастырь.

Есть много примеров того факта, что ощущение единства Церкви сохранялось и после разделения; скажем, преподобный Антоний Римлянин: будучи западным человеком на Руси, он основал монастырь в Новгороде и стал православным монахом. Но есть еще более удивительные примеры; кстати, на один из них указывает сам отец Георгий. Как раз когда Максим Грек попал в Италию, в 1491 году новгородский архиепископ Геннадий стал собирать тексты и переводчиков для своего перевода Библии. Та Библия на церковнославянском языке, которую мы читаем во время богослужений в Русской Православной Церкви, – это не перевод Кирилла и Мефодия, который до нас дошел только отрывочно, а так называемая Геннадиевская Библия. Так вот, некоторое число книг из Ветхого Завета в Геннадиевской Библии переведены, во-первых, с латинской Вульгаты, а во-вторых, переведены пражскими доминиканцами по поручению архиепископа Геннадия. До сегодняшнего дня за богослужением мы иногда читаем перевод, который выполнил католический монах-доминиканец. Самое интересное, Геннадиевская Библия переводилась в конце XV века, после Флорентийской унии. Это очень сложное время во взаимоотношениях между католиками и православными. И тем не менее такие вещи воспринимались достаточно естественно.

Мне кажется, что в других исторических обстоятельствах отец Георгий был человеком, который в себе носил вот этот синтез западной и православной духовности, что для меня чрезвычайно важно.

3 февраля 2016 г.

* * *

Вы знаете, что отец Георгий очень любил и почитал память отца Александра Меня. Он при жизни отца Александра, наверно, не был среди самых близких ему людей, но он считал отца Александра Меня учителем, он себя считал его учеником. И, безусловно, многие увидят в лице отца Георгия одного из главных продолжателей дела отца Александра, именно просветительского, я бы сказал, дела отца Александра. Я помню, как он однажды на мой вопрос: «Все-таки как вы решились рукоположиться?» – он мне сказал: «Очень долго я не мог решиться, всё думал, думал. А тут вдруг 9 сентября 1990 года мне позвонили, сказали: “Убили отца Александра”. И я решил. Я понял, что обязательно надо рукоположиться, обязательно в Русской Православной Церкви, для того чтобы продолжать дело отца Александра».

Мы преподавали в одном институте, у нас были параллельные курсы и группы. Георгий Петрович был очень известен тем, что был блестящим преподавателем. Еще он был известен таким инцидентом: однажды своей жестикуляцией он опрокинул бюст Ленина. Это был большой скандал в институте!

Я помню, что, когда стало известно, что Георгий Петрович становится священником, все в Инязе были просто в шоке. Шок этот имел разные причины. Вот первая. Все считали, что пропадают его таланты. Блестящий ученый, замечательный преподаватель – что он будет кадилом махать? Читать какие-то непонятные формулы, заклинания? Иняз очень светский институт, и поэтому многие говорили: «Абсолютно непонятно, зачем ему это нужно». Считали, что он зарывает свой талант в землю. Была и вторая причина. Георгий Петрович все-таки был утонченным интеллектуалом, довольно самоуглубленным, очень импульсивным и иногда не очень здоровым. Поэтому многие сомневались, сможет ли он быть хорошим священником. Все-таки как интеллектуал он общался с определенным контингентом людей, не со всеми. А священник должен уметь общаться со всеми: с простыми людьми, с детьми и так далее. И еще была одна причина для сомнений. Все знали его позиции и думали: «Ну вот, он станет священником Русской Православной Церкви. Либо он изменит свои позиции, либо больше не сможет их высказывать».