Как священник он был необычен тем, что поначалу казался чрезмерно, избыточно эмоциональным. Это не характерно для представления о православном священнике восточного обряда – сдержанном, важном, степенном. Никакой степенности, важности в отце Георгии никогда не было. Он не входил, а влетал в храм и был тогда худ, подвижен и невероятно эмоционален. И это нестандартное качество его личности, склада его характера и темперамента, отпугивало некоторых. Моя матушка, например, говорила: «Я от отца Георгия завожусь, лучше пойду к отцу Александру Борисову». А кого-то оно и привлекало, потому что в этом была детская непосредственность и открытость. Как сказала в одном разговоре по телефону его супруга, он себя не дозировал никогда. Это на самом деле так. Так было в вере. Так было в его сотрудничестве с журналом «Истина и Жизнь», где мы в течение нескольких лет публиковали его лекции по синоптикам, потом по Евангелию от Иоанна. Во всём, что касалось отца Георгия в жизни, в проповеди, в исповеди (я имею в виду его как духовника), – во всём этом была невероятная открытость, ранимость, и, конечно, это вызывало странные чувства. Иногда казалось, что это ты приходишь его утешить, обласкать и успокоить, хотя на самом деле было всё наоборот. Вот такая необыкновенная вещь происходила.
Пастырская беседа в церкви свв. Космы и Дамиана в Шубине.
Москва, 1990-е годы
Дорогой отец Георгий, родной мой человек, вы были удивительным языком пламени, которое всегда трепетало. И всегда, когда я входил в храм, первый мой взгляд был направлен туда, где, казалось, всегда и вечно будет стоять отец Георгий и исповедовать огромную толпу людей. Когда он видел меня и встречались наши глаза, я подходил к нему, и это счастье длилось много лет. Он обнимал меня за плечи, дарил мне свой поцелуй и спрашивал, сияя, как дела. И всё, что я ему рассказывал, всё, что лежало у меня на душе, он выслушивал… не знаю, как выслушивала Вселенная. И никогда, ни разу отец Георгий не давал мне каких-нибудь сухих наставлений, никогда не поправлял меня мелочно, он всегда ободрял. Я уходил от него окрыленный, вдохновленный. Его проповеди отличались от всех, которые я слышал в жизни, даже от совершенно потрясающих проповедей отца Александра Меня. Это было тоже горение, пламя.
Хочу подчеркнуть, что у отца Георгия был потрясающий русский язык. Я сейчас не говорю о существе его проповеди, которая, думаю, очень бы понравилась Иисусу Христу. Но, когда эти проповеди будут напечатаны в книжках, боюсь, того, каким языком они были произнесены, этого горения и пылания [на бумаге] не передать.
И очень страшно после этого слушать по радио, читать в газетах, по телевизору слышать, как говорят сейчас люди. Ведь вы посмотрите, буквально каждый говорит «честно говоря», через каждое слово – «честно говоря». Создается впечатление, что всё остальное время они врут.
К отцу Георгию не приставали никакие клише, это был живой, правильный, замечательный человек.