Разные люди

Собственно говоря, в гневной сентенции Корсаковой не содержалось принципиально новой для Шкапина информации, поскольку сам Константин Константинович с некоторых пор перестал принимать всерьез деятельность вверенной ему лаборатории и отнюдь не заблуждался по поводу ее более чем сомнительной полезности. Правда, в отдаленные времена, когда он, новоиспеченный кандидат наук, только-только воцарился в этом кабинете, у него были две-три небезынтересные идеи по части совершенствования планирования и управления производством в подотрасли, но, по мере того как руководство главка с легким сердцем перекладывало на лабораторию громоздкие и, по существу, несложные, канцелярского типа работы, которые прежде выполнялись аппаратными работниками с эпизодическим подключением заводских специалистов, он со всей очевидностью уяснил себе, что от него не ждут каких-либо инициатив, связанных с коренным преобразованием сложившейся практики. Что же, здраво рассудил он, кто платит, тот и музыку заказывает. Он адаптировался и стал смотреть на лабораторию как на сугубо временное пристанище, а еще точнее — как на некий промежуточный этап карьеры, длительность которого определялась в зависимости от обретения им докторского диплома. Почему бы не заняться чистой наукой, коль скоро трудно придумать более удобное место для достижения намеченной цели? Под рукой масса оригинального цифрового материала, никто не мешает процессу углубленного исследования, а лаборатория отлично барахтается сама по себе, благо ее тематический план проще пареной репы. Но если до разговора с Корсаковой он был незыблемо уверен, что понимание никчемности экономических ячеек, подобных его лаборатории и расплодившихся, как грибы после дождя, есть удел узкого круга избранных, то сейчас от былой уверенности не осталось камня на камне.

«Лавочку прикроют, не могут не прикрыть, — в поисках спасительной лазейки напряженно размышлял Шкапин, — но, вероятнее всего, это произойдет не так скоро. Покамест горизонт чист и нет признаков надвигающейся грозы, а это значит, что я успею получить докторскую степень, прежде чем загорится земля под ногами. Должен успеть! В конце концов, у меня скромная лаборатория, каких-нибудь тридцать душ, кому втемяшится раздувать кадило из-за такой малости? Слов нет, пользы от нас — кот наплакал, но зато и вреда мы не приносим».

«Скромная лаборатория в тридцать душ? — сея панику, издевательски нашептывал внутренний голос. — А мало ли аналогичных? А? И почти все они едят, по сути, незаработанный хлеб. Ты же лучше других знаешь, что будущее за крупными научно-экономическими центрами в отраслях промышленности и в прочих сферах народного хозяйства, а все карликовые отростки обречены на гибель. Это тебя не озадачивает?»

Шкапина прошиб холодный пот. Несколько минут он просидел с закрытыми глазами, наглядно представляя, как рушится карточный домик его благополучия, а затем, мобилизовав волю, подавил в себе страх. Паниковать — это заведомо бесполезное дело! В его положении нужно не суетиться, а трезво взвесить все, так сказать, «про» и «контра». Вопрос стоит так: кто кого перегонит? Он — беду или беда — его? Или ему удастся завершить все дела и вовремя смыться с дырявой ладьи, прежде чем та опустится на дно морское, или он, фигурально выражаясь, окажется между молотом и наковальней. Как избежать беды? Выход только один — всемерно форсировать сроки! Во что бы то ни стало умолить директора института заслушать его доклад на совете не позднее конца года, в феврале-марте без проволочек, любой ценой провернуть заседание кафедры, чтобы получить допуск к защите, и штурмовать последний рубеж где-нибудь в четвертом квартале будущего года. Потом, конечно, придется еще год или около того ждать решения ВАКа, но тогда уже не так страшно, в случае чего можно навострить лыжи и до вручения докторского диплома. Он пройдет по конкурсу в вуз на должность и. о. профессора, немного погодя получит соответствующий аттестат, а вслед за тем и кафедру, так что милейшая Татьяна Владимировна угодила пальцем в небо, утверждая, что его, Константина Константиновича Шкапина, выведут на какую-то чистую воду!

Интенсивный аутотренинг принес свои плоды: Константин Константинович ощутил прилив энергии, приосанился, по привычке пригладил остатки волос и принялся добивать реферат, но не прошло и четверти часа, как его внезапно ошеломила мысль: Корсакова перескажет содержание их разговора Тананаеву, тот в мстительной ажитации состряпает анонимку в десяток высоких адресов, начнутся проверки, в институт зачастят разнообразные комиссии, лаборатория попадет под микроскоп, а он, Шкапин, будет застигнут врасплох! Как же это сразу не пришло ему в голову?

Леденящий страх сдавил сердце, по спинномозговому каналу проник в область таза и, не задерживаясь там, ринулся в ноги. Константин Константинович жалобно застонал и тихо произнес:

— Прикроют лавочку. Ей-ей, прикроют.

10