Разные люди

— У меня семь лет неприятности, — Вартан Артавазович безнадежно махнул рукой. — Я начальник ремонтно-строительного управления, рабочий есть, механизм есть, даже свой автотранспорт есть, а стройматериал не дают. Говорят, бери у заказчика, такой, мол, порядок. Прихожу заказчику, а он кричит: «Ты зачем ко мне кабинет ходишь, Вартан? Где твой цемент? Где твой лесоматериал? Где твой плитка облицовочный и плитка метлахский? Может быть, у тебя есть стекло, битум и рубероид? Если есть — садись, будешь дорогим гостем, а если нет — вот дверь, ты мне не нужен!» А у меня ничего этого нет, зато план есть. Мне, дорогие, декабре пятьдесят девять лет будет, я единственный кормильщик своего семья… Вот поэтому предлагаю тост за то, чтобы мои овцы были сыт, а я был бы цел!

— Вартан Артавазович, вы, должно быть, оговорились, — мягко поправила Таня. — Следовало сказать: «Чтобы волки были сыты и овцы целы».

— Ничего я не оговорился, — с усмешкой возразил он.

— Почему?

— Такой уж мы народ, не похожи на вас, на русских. Поэтому и говорят у нас по-другому… Пока трудно, мы горой стоим друг за друга, а как становится хорошо — зависть начинается. Отчего у тебя тарелка больше, а у меня меньше? А когда зависть, тогда клевета, каждый сам по себе. Работы нет — хлопоты есть…

Вартан Артавазович жаловался, шутил, произносил тосты в память своего друга Сурика, потом снова жаловался, но теперь Таня слушала его вполуха. Она ловила на себе пристальные взгляды Роберта и спрашивала себя: что же такое человеческое счастье? Когда у тебя есть все и больше ничего не хочется? Или когда ничего нет и всего хочется? Или же оно где-то посредине? Какие глупые мысли. Разве дело в этом? Просто каждый из нас должен жить достойно, согревая своим теплом чью-то жизнь. И непременно быть добрым, очень добрым, без этого никакого счастья нет и быть не может. Кроме того, Таня думала о Роберте. О том, какой он деликатный и как сильно любит своего мальчика со странным именем Хачик.

Между тем Рая машинально отщипывала виноградины от тяжелой грозди и с не свойственной ей сосредоточенностью клала их в рот. На душе у нее было коломытно: с раннего утра, сразу же после звонка Вартана Артавазовича, она бог весть в какой уж раз пожалела о том, что не вышла замуж за Сурика, который в этом случае, разумеется, не попал бы в катастрофу, а сейчас поносила себя последними словами за то, что напрасно приперлась в «Будапешт». «Из уважения к Вартану поторчу здесь еще немного, а потом намылюсь домой, — решила она. — А Корсакова, не сойти мне с этого места, с ходу заарканила Роберта, тот положил на нее глаз. Чего она в нем нашла, чудачка? Тоже мне кавалер — двух слов путем связать не умеет! Замечательный человек. Ха-ха, какой же он замечательный, когда слепому видно, что у него в кармане — вошь на аркане? Эх, Татулька, куда тебя несет?»

Около десяти часов Рая решительно поднялась и сказала:

— Варта-ан, пора закругляться!

На улице Рая быстро подхватила такси и отправилась в Марьину рощу, а Таня и Роберт свернули на Петровку, прошлись до площади Революции, спустились в метро и за разговором незаметно доехали до Измайловского парка. Там им пришлось дожидаться автобуса, но это нисколько не тяготило Таню, потому что наедине с нею Роберт преодолел смущение и оказался неплохим собеседником. У подъезда ее дома они выкурили по сигарете, после чего Таня стала прощаться.

— Мы увидимся завтра? — с надеждой спросил Роберт, задержав ее руку в своей.

— Завтра я не смогу, поздно освобожусь. Может быть, в субботу?

— А раньше нельзя?

— Раньше? — Таня заметила, что он огорчился, и тотчас предложила: — Знаете что, позвоните мне завтра вечерком. Всего доброго!

Она поднялась на лифте к себе на седьмой этаж, вошла в квартиру, разделась, включила свет на кухне и посмотрела в окно. Роберт стоял под уличным фонарем и, задрав голову, разглядывал фасад ее дома. Она отодвинула занавеску и помахала ему рукой. Он увидел Таню, улыбнулся и долго махал в ответ. Таня показала рукой на остановку автобуса, давая понять, что ему пора ехать, но он не обратил внимания на ее жест. Тогда она прошла в свою комнату, где было темно и где он не мог ее видеть. Роберт простоял перед домом еще минут пять, а затем, оглядываясь, медленно отошел в темень и тотчас растворился в ней. Таня затаила дыхание и долго не отводила глаз от окна, но теперь видела не расплывчатые контуры пустынной улицы Сталеваров, а по-праздничному украшенную, залитую полуденным майским солнцем набережную Москва-реки, где она, прижав к груди ветку белой сирени, шла рядом с Робертом, а впереди, взявшись за руки, вприпрыжку носились ее Иринка и его Хачик. Их окружали люди с радостными улыбками на лицах, а откуда-то сверху, то затихая, то вновь усиливаясь, доносились кристально чистые звуки трубы Тимофея Докшицера, игравшего «Ларгетто» Генделя. Роберт… У него сказочно добрые глаза… Разве так уж редко случается, что на незаметном житейском перекрестке два человека нечаянно находят друг друга?

ВАЛЕНТИНА ДАНИЛОВНА