Разные люди

Между тем хозяин дома сдвинул брови, и его высокий лоб прорезала жесткая вертикальная морщинка, придавшая одутловатому лицу несвойственное ему выражение мрачной решительности.

— Да, квартирка у тебя, брат, действительно странная, — разряжая обстановку, подтвердил брюнет, успевший лихо расправиться с очередной порцией холодных закусок. — Давненько я таких не видывал. Потолки, должно быть, метра четыре, не меньше?

— Это деленная квартира, — сумрачно буркнул хозяин дома, по-прежнему не поднимая глаз от столешницы. — Когда-то она была шести- или семикомнатной, а в двадцатых годах ее поделили на части. Не сегодня-завтра мы уедем отсюда.

— Каким образом? — живо полюбопытствовал брюнет.

— Нас переселяют. Под нами располагается крайне агрессивное снабженческое учреждение с головоломным названием. И растет будто на дрожжах: пять лет тому назад оно вселилось в подвал, потом отвоевало цокольный этаж, следом за ним второй, а теперь добралось до нас. Несколько семей уже выехали…

— Так это же баснословная удача! — возопил брюнет. — Анатолий Григорьевич, ты подкинул мне тезис для следующего тоста! Товарищи, я предлагаю выпить за грядущее новоселье семейства Аристарховых! Ура!

Бравурный тост не изменил настроения хозяина дома, и вертикальная морщинка на его лбу все еще не разгладилась.

— Новая квартира — это, конечно, заманчиво, — без выражения процедил он, — но я, откровенно говоря, привык к старому дому, где родился, вырос и прожил столько лет.

— А я жду не дождусь, когда мы наконец-то выберемся из этого сарая! — мечтательно промолвила женщина. — Кругом все живут как люди, квартиры имеют солнечные, а здесь даже летом мрак и сырость. Двор узкий и глубокий, а рядом дома один выше другого. Дети без конца простужаются, а Семочка, наш старшенький, уж год как в очках ходит.

— Выше голову, милая Валерия Семеновна! — бодро воскликнул брюнет, пожимая ее коленку. — Все ваши горести и печали позади, вы стоите на пороге новой светлой жизни.

— Все отнюдь не так просто, как это кажется на первый взгляд, — вдумчиво возразил хозяин дома. — Видишь ли, Станислав Антонович, для нас предстоящий переезд представляет собой запутанный клубок поистине неразрешимых проблем.

— На тебе! — Брюнет недоуменно пожал плечами. — Ты, брат, меня поражаешь. А бываешь ли ты когда-нибудь безоговорочно довольным? Аркаша, как тебе нравится та лабуда, которую выдает нам дорогой Анатолий Григорьевич?

Тощий гость прервал возню с хлебным мякишем и невпопад закивал головой:

— Я с-согласен… с-согласен с-с тем, что с-сказал Стас.

— Каждое приобретение сопровождается некоторой потерей! — провозгласил брюнет. — Это, товарищи, основополагающий закон всякого движения и развития вещей, ядро диалектики.

— На словах все легче легкого, — скептически произнес хозяин дома. — В новых квартирах, как ты знаешь, довольно-таки низкие потолки, поэтому вся наша мебель будет выглядеть там по меньшей мере дико. Это, кстати, в том случае, если она вообще войдет туда. А картины? Что с ними делать? Маленькие и средние, разумеется, не вызывают сомнений, а большие?

— Скажи, Анатолий Григорьевич, это ценные вещи? — поинтересовался брюнет, оглядываясь по сторонам. — Антиквариат?

— Не знаю. Вон тот Клевер, наверное, чего-то стоит, но он в плохом состоянии: полотно в нескольких местах пробито насквозь. «Тайная вечеря» и «Мария с младенцем» — копии с известных картин итальянской школы. Им не меньше чем по сто лет, однако, сам понимаешь, копия — это не оригинал. В углу Лагорио, ученик Айвазовского, тоже с дырками. А по поводу мебели я вообще в панике. Чтобы продать нашу, ее следует предварительно отреставрировать, а у меня нет ни мастеров, ни денег. В то же самое время новая мебель нам не по карману. Словом, кругом тупик.

— Стой! Анатолий Григорьевич, у меня вдруг мелькнула гениальная мысль! — брюнет восторженно засверкал глазами. — Совершенно случайно я вспомнил, что Епископосов усиленно собирает старину. Да-да, разную там бронзу, фарфор, живопись и, представь себе, мебель. Ходит по старушкам и скупает все, что попадается под руки. В январе мы рядышком сидели на банкете, так Георгий Аристакесович разоткровенничался. «Люблю, — говорит, — антикварные вещицы покупать по сходной цене, потому что с одного выстрела поражаешь как бы сразу две цели: и деньги в товаре, и глаз радуется, глядя на принадлежащие тебе произведения искусства. Раньше я, остолоп, ушами хлопал, когда умные люди скупали все за бесценок, а теперь уразумел, что старина — оптимальное помещение капитала. А еще считаюсь видным экономистом с хорошими шансами на член-корреспондента Академии наук!» Понятно? На даче, за шашлычком, мы подкинем ему мою идейку, и, я уверен, он примчится к вам как на пожар!

— Удобно ли мне продавать Епископосову эти вещи? — усомнился хозяин дома.