Анжелика узнала его сперва по походке, только потом по лицу, и хотя улыбалась она редко, но тут почувствовала, как ее губы невольно расплываются в улыбке. На нем была кожаная куртка и потертые джинсы. В глубине души она всегда знала, что даже почти в тридцать семь лет, даже в очках, даже став учителем музыки в лицее Виктора Гюго, Бенжамен Шевалье останется вечным подростком.
После ареста Эрика Бернар Леруа тут же бросил Ирис и ее сыновей. Скорее всего, он развелся, чтобы не портить свой имидж. Негоже уважаемому мэру иметь пасынка, сидящего в тюрьме. Но Анжелике хотелось верить, что Бернар Леруа наконец нашел в себе силы взглянуть правде в глаза и решил, пусть и поздно, встать на сторону дочери. Ирис при разводе потеряла свой салон красоты и снова стала работать косметологом в Лилле. Через два года она вышла замуж за адвоката, которого нанимала для своего любимого сына в надежде добиться оправдательного приговора. Несмотря на все апелляции и прошения об условно-досрочном освобождении, Эрику не сократили срок. Все в Бувиле знали, что Ирис каждую субботу навещала сына в тюрьме. А Бенжамен ни разу за двадцать лет не съездил с ней туда.
Заметив Анжелику, Бенжамен Шевалье остановился. Слегка удивился, но не более того, будто все эти годы знал, что однажды она появится здесь.
– Привет, – сказал он, подойдя к ней.
– Привет.
Она и не подумала накраситься, не переоделась, даже не взглянула на себя в зеркало перед выходом из дома. Теперь об этом жалела. Морщинки в уголках глаз делали Бенжамена еще привлекательнее. Ей хотелось провести рукой по его волосам – теперь они блестели сединой, а не гелем. Но она не сделала этого. Он в нерешительности спросил:
– Ждешь кого-то?
«Да, тебя, вот уже двадцать лет», – подумала она.
– Не то чтобы… даже не знаю…
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и Анжелика пожалела, что приехала. Дурацкая затея, она только заставляет его чувствовать себя неловко. Она была для него лишь неприятным напоминанием о трагедии, которая омрачила его юность и отправила в тюрьму его брата. Что она себе навыдумывала? Бенжамен подтолкнул очки к переносице, поправил на плече сумку и спросил:
– Может, выпьем чего-нибудь? Я знаю одно симпатичное местечко.
Анжелика кивнула, и он махнул рукой, приглашая ее идти за ним. Они вместе зашли на территорию школы, пересекли двор, миновали бывшие туалеты, которые теперь стали физико-химической лабораторией, в главном здании они по коридору направились к торговым автоматам.
– Персиковый холодный чай или газировку
Это насмешило Анжелику. Он протянул ей банку, и руки их соприкоснулись.
Тут она начала говорить:
– Я пришла сказать тебе, что была права: спустя двадцать лет Жан-Жака Гольдмана, в отличии от
– Знаю, – весьма серьезно ответил он, – я и сам в прошлом году со своими пятиклассниками разучивал его песню «Отдаю тебе»[25]
.– Но ты не во всем ошибался. Я больше не люблю ни группу
– В прошлом году я пересмотрел «Телохранителя» и рыдал на песне
– Стареем, видимо.
Он ласково улыбнулся.
– Только не ты. Ты не изменилась.
Им предстояло обсудить множество вещей, и не все из них были приятными, но сейчас Анжелика об этом не думала. С ее лица не сходила улыбка. Ей снова было двенадцать, и она впервые влюбилась.
Сара
В дуврской гостинице я провела несколько дней, чтобы восстановиться после заплыва. Все это время я либо спала, либо смотрела телевизор, периодически натыкаясь на сериал «Друзья». Я вспомнила, как мы с Анжеликой мечтали об учебе в Нью-Йорке, и решила, что это знак. В каком-то невзрачном турагентстве в лондонском Камден-Тауне я купила за наличные билет на самолет Лондон – Нью-Йорк в один конец, потратив почти все деньги, которыми меня так щедро снабдили Анжелика, Жасмин и Моргана. В Штаты я прилетела 10 сентября 2001 года, накануне теракта во Всемирном торговом центре. Думаю, не стоит уточнять, что на следующий день авиакомпаниям и властям всех стран мира было кого разыскивать и без удравшей из дома девочки.