Разорванная пара

Снова молчание повисло. Густое, хоть режь. Мне не хватало воздуха, и вместо облегчения от того, что моя невиновность доказана, я испытывала боль, обиду, отчаяние. Я пыталась их спрятать, но, наверное, зря. Руслан все равно все чувствовал. Его дыхание стало тяжелым, отрывистым. Кулаки стиснул и смотрел на них не отрываясь, боясь поднять на меня взгляд. Именно боясь – я это знала, чувствовала. Бекетову было неудобно, тяжело. Ему было плохо. Только сейчас, сидя близко к нему, заметила, как он осунулся и словно погас, стал похож на тень самого себя. Я бы, наверное, пожалела его, если бы самой не было так хреново. Если бы не помирала от осознания того, во что превратилась моя жизнь по чужой вине.

Подставили. Это я и так знала, хоть и не могла объяснить почему. Свыклась с тем, что теперь всегда буду виновной в глазах стаи, в его глазах, а теперь… Теперь я потерялась.

– Чем меня травили? – спросила бесцветно.

– Царецветка. Слышала про такую?

– Нет.

– И я не слышал, – он нервно повел плечами.

– Жаль, – отвечала на автомате, словно неживая.

– Ты даже не представляешь как, – выдохнул Бекетов, так и не подняв взгляда.

– Значит, я невиновна, – слезы душили.

– Да, – еще тише.

Значит, все это было просто так? Незаслуженно? И волчицы я лишилась просто так по чьей-то прихоти.

– Зачем они это сделали? – не то, что бы это имело какое-то значение, просто хочу знать. За что меня казнили.

– Она мстила. За свою пару, которую я…

– Убил?

– Да, – посмотрел мне прямо в глаза.

Боже, почему я раньше была такой наивной? Искренне верила в то, что мир добрый и радужный, что все вокруг отзывчивые и честные? Он же зверь, способный растерзать, разорвать в клочья. Нетерпим к врагам, безжалостен, хладнокровен. Что для него убить чью-то пару, уничтожить клан? Мелочи. Незначительные эпизоды. Я не могла его винить, осуждать. Он – альфа, заслуженно занимающий свое место. Он сильный и готов эту силу доказывать. В мире оборотней по-другому нельзя. Или ты, или тебя – все просто. Теперь я это понимала, вот только принять не получалось. Большую часть жизни я жила среди простых людей, их правила мне ближе.

– От их клана осталось всего несколько волков. Они это и провернули. Следили за тобой, ждали, когда ты выйдешь из Черных Тополей одна, чтобы затащить тебя в западню.

– Какой смысл устраивать эти спектакли, опаивать, подкладывать не пойми под кого?

– Они хотели… чтобы я… сам… своими руками тебя уничтожил, чтобы потом подыхал от того, что натворил.

Господи, как жестоки эти игры!

– И что теперь? – поинтересовалась бесцветно, внутри просто руины полыхающие.

– Ничего, – Бекетов чуть повел широкими плечами, – эта сука оказалась слабой. Сдала нам всех, причастных к тому, что произошло. Старуха – это мать того оборотня, которого убил. Парень – его племянник. Больше ты о них не услышишь.

Это прозвучало как приговор. Холодный, равнодушный. Я не сомневалась, что дни этих негодяев сочтены, что они будут наказаны за то, что с нами сотворили, но легче не становилось. Напротив – все горче с каждой секундой.

Мы снова замолчали. То время, когда могли говорить обо всем на свете, давно прошло. Теперь между нами пропасть, которую вряд ли можно преодолеть. Он это знал. Янтарные глаза светились тревогой, умоляли о чем-то, но я не хотела слушать, понимать, догадываться. Отгородилась от него, обхватывая себя плотнее, пытаясь согреться. Лишь один вопрос мне не давал покоя:

– То есть ты мог во всем разобраться тогда… до того, как… – не могла заставить себя говорить о том проклятом вечере, – …если бы захотел.

Бекетов губы поджал, глядя на свои руки, дыша тяжело, рвано.

– Наверное, мог, – наконец, прохрипел, сжимая кулаки, – если бы мозги работали, но они отключились. Они все верно просчитали, я просто не стал разбираться, потому что все было очевидно… – Он признавался в своем безумии, в собственных ошибках, за которые пришлось расплачиваться мне. – Трава эта проклятая, – с досадой произнес он, – я даже не знал о ее существовании. Она напрочь отбивает все волчьи ощущения, с ее помощью можно внушить что угодно, обмануть кого угодно. Даже меня. А у тебя вообще не было шансов противостоять этому…

Горький ком в горле. Я ощущала себя измученной, разбитой, снова разодранной в клочья. Мне не хватало воздуха. И в ушах шумело. Проклятье, не хватало еще в обморок упасть. С трудом поднялась на ноги, прижимая к себе сумочку.

– Тань? – подозрительно произнес Бекетов, тоже вставая со стула.

– Спасибо, что рассказал, – только бы не разреветься. Так хотелось упасть на пол, обхватить себя руками, сжаться в позу эмбриона и реветь в голос, надеясь, что боль когда-нибудь утихнет, – это действительно для меня важно.

Отступила в сторону выхода, и Руслан нахмурился, в недоумении глядя на меня.

– Я пойду, – кивнула, не находя сил на что-то большее.

– Куда? – голос напряженный, аж вибрировал.

– Не знаю, – пожала плечами и побрела к выходу. Шум в ушах нарастал с каждой секундой. – Мне пора.