Разреженный воздух

– Пусть попробуют.

– Скольких людей ты планируешь убить ради этого переворота, Идальго?

– Вейл, да мне по херу. Если эти идиоты хотят сражаться зубами и когтями за свою драгоценную Долину и мудака-главнокомандующего, милости просим. У нас больше нет выбора.

– Не расскажешь мне, почему ты не сохранил тело Торреса после того, как столкнул его с крыши за то, что он тебе перечил?

Он прищурился.

– Все было совсем не так. Он поскользнулся. Он по уши накачался наркотой, размахивал руками и орал словно маньяк. И если бы ты его знал, то совсем не удивился бы такому поведению.

– Я не знал.

– Да? Ну что ж, тогда поверь мне. Злейшим врагом Павла Торреса всегда был сам Павел Торрес. Придурок с Нагорья, ходячая катастрофа, которая только и ждала своего часа.

– Я все еще не понимаю, почему вы не спрятали где-нибудь его труп, почему не положили в морозилку. Понятное дело, никто бы не стал отправлять на Землю мертвое тело в качестве победителя лотереи. Но если бы Торрес умер из-за несовместимости укуса кодовой мухи и какого-нибудь кожтеха, предположительно созданного на Марсе, это все равно отразилось бы в его клетках, жив он или мертв.

– И кому на Марсе я мог бы такое поручить? Ты знаешь, что Торрес с этим кодовым несоответствием обратился к местной мафии? Пытался заключить сделку с Ракель Аллаукой, шантажировать Малхолланда доказательствами того, что натворила «Седж»?

Легкая дрожь накрыла меня, когда я вспомнил свои последние минуты с Ракель в подземелье секретного объекта – я с трудом сдержался, чтобы не скорчить гримасу.

– Да, я слышал. Но нельзя же винить человека за то, что он пытался повторить твою собственную аферу с Флотом и КОЛИН?

– Я виню его за то, что он был дураком, когда думал, что такое может сойти ему с рук.

– Эй, ну что тут делать? Человечество на Высоких Рубежах – мы просто ничего не можем с собой поделать, вечно ищем выгоду.

Он моргнул:

– Мы?

– Фигура речи, – кротко пояснил я.

Казалось, он на мгновение задумался.

– Да, что ж… если бы Торрес не сверзился с крыши на Гингрич-Филд, то вскоре, скорее всего, погиб бы от руки одного из бойцов Аллауки. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь с такой основательностью загонял себя на тот свет. Может, на каком-то генном уровне он был рожден, чтобы проиграть, и ничего не мог с этим поделать. Даже хотел этого. Не мог смириться со своим отлетом и поэтому саботировал любую возможность его осуществления. А тут еще местные ОПГ встревожились и принялись вынюхивать. Пришлось убрать за собой и не оставлять следов.

– Итак, вы соскребли то, что осталось от Торреса, с нанобетона и засунули его бренные останки в дренажную трубу?

Идальго небрежно пожал плечами:

– Мне хочется думать, что мы действовали основательнее. Но да, это достаточно близко к тому, что мы сделали.

– И вы даже не сохранили образцы клеток?

– Образцы клеток? – Он издал насмешливый звук – слишком резкий и горький, чтобы сойти за смех. – Ты что, не понимаешь, что здесь происходит, человек из-за Черного люка? Насколько это значимо? Образцы клеток не помогут. Их можно дискредитировать на дюжине различных уровней. То же самое и с записанными свидетельскими показаниями – их легко подправить, легко подделать с нуля, никто на это не купится. С образцами клеток поднимется максимум незначительный шум о заговоре в низшей лиге, люди зададут несколько символических вопросов, а затем мы все вернемся к обычным делам. Люди не хотят верить в подобную чушь, поэтому отмахнутся от нее, если смогут. Марстех, идея марстеха, черт побери, даже сама идея Марса – заставляет их чувствовать себя хорошо, и больше ничего не имеет значения. Тут нет ничего, кроме разреженного воздуха. Но там, на Земле, люди дышат им так, будто он абсолютно реален, и они не позволят отнять его у них. Чтобы по-настоящему раскрутить такое дело, нужны показания реального, живого, дышащего свидетеля, с которого можно взять живые образцы, а не клетки, снятые с трупа, о котором никто уже и не помнит. Клетки просто нарисуют большую стрелку, и тогда как полицейские, так и familias andinas вспомнят и о налете на «Седж», и о первоначальном взломе… а дальше они прикроют всю мою операцию.

Я уловил легкое колебание. Увидел уязвимую точку, которую так долго ждал. Я ухмыльнулся, попытался сдержаться и сохранить дружеский тон.

– Брось, Идальго. Откажись от этого.

Момент затянулся. И тогда я увидел ту самую вспышку в глазах, которая напомнила о людях, которых мне пришлось убить на «Невесомом Экстатике». И кажется, именно тогда я понял, как все повернется, понял, что никакие ухищрения не помогут провернуть это дело бескровно.

– О чем… – прерывисто спросил он, – ты говоришь?

– Я говорю о Джулии Фаррант, мой флотский приятель. Подружке Паблито, еще одной идиотке с Нагорья, которую ты отправил туда и которой хватило мозгов, чтобы попробовать товар. Я знаю о ней все. Вот за кого ты боялся, опасался, что ее смогут выследить, если ты оставишь хоть какие-то следы Торреса. Фаррант была вторым вашим шансом доставить домой улики. Если бы вы смогли ее найти. Кстати, как там с этим обстоят дела?