Разреженный воздух

А затем она миновала приоткрытые двери и струи увлажнителя воздуха и вышла в засушливый холод нагорной ночи. Обратно к Идальго и ее флотским заботам.

Микромаячок, который я еще в номере прикрепил под подол ее пальто, гаснет еще до того, как она проделывает половину пути до городских окраин.

Когда это происходит, я не могу удержаться от улыбки.

Следующие несколько дней были слишком загружены, чтобы зацикливаться на периферийных устройствах. Нужно было продумать местную логистику, скоординировать транспорт, обсудить мелкие детали с участниками, которые в лучшем случае были настроены скептически. Планирование на случай непредвиденных обстоятельств, оценка рисков. Брэдбери перевернули с ног на голову, город гудел, словно треснувший контейнер для кодовых мух – свежие намеки на коррупцию и злоупотребление служебным положением каждый день проносились в прессе как дуновение от спрятанного гниющего трупа. И с каждым днем повсюду крепла уверенность, что в ближайшее время со всем этим нужно будет сделать что-то масштабное. Я видел схожую динамику действий в Рое, как раз перед началом репрессий. Демонстрации и мелкие беспорядки, тупоголовые инстинктивные демагоги чуют запах и выходят повеселиться. Бронированные копы в действии. Пока никто не готов показать свою силу, но уже чувствуется общее стремление к насилию на улицах, язвительная ненависть в потоках данных и все более тупое балансирование на грани войны со всех сторон.

Нам говорят спасать корабль любой ценой.

Никто никогда не говорит, заслуживают ли пассажиры и экипаж таких усилий.

С подобными мыслями я стоял на перроне в Спарквилле и с запозданием заметил, что разгоряченный режим исчез.

Как и всегда, я не мог понять, рад ли этому или буду скучать.

Какие-то возгласы дальше на платформе – в мою сторону, размахивая кулаками в воздухе и хрипло-страстными голосами выкрикивая слова боевого гимна «ДеАрес Контадо», маршировала беспорядочная толпа фрокеров. Все молодые, по большей части мужского пола. Они бросали на прохожих злобные взгляды, и снедающий их зуд насилия можно было почувствовать, словно они в нем купались. Я никого не узнавал и – Рис быстро сопоставила и проиндексировала по визуальным воспоминаниям – никто не мог узнать меня.

Я все равно отступил на пару шагов, давая им пройти.

Подкатил следующий поезд, и фрокеры сели в него, расталкивая людей с расчетливой беспечной жестокостью. Через пару дверей от них из поезда вышли Мадекве и Идальго, за которыми следовало пятеро худощавых горцев с обветренными лицами, их небрежное поведение никого не обдурило. На них были большие свободные плащи, двое несли за плечами рюкзаки. Мадекве заметила меня и повела процессию в мою сторону. Мы кивнули в знак приветствия. Тем временем из вагонов поезда снова донеслось скандирование гимна «ДеАрес Контадо».

– Тупые клоуны, – пробормотал Идальго.

– Не волнуйся, – ответил я, – если все пройдет плохо, у тебя будет шанс перестрелять целую уйму таких же. Будешь косить их на улице словно маньяк, гоняющийся за откормленными цыплятами.

Парочка горцев, включая Бадуру, наградили меня странными взглядами с легкой примесью ярости. Интересно, какой частью своих подковерных планов Идальго решил поделиться с местными новобранцами.

С другой стороны, глядя на их лица, я пришел к выводу, что ему и не нужно было. У них был тупой и безразличный взгляд, на который я уже достаточно насмотрелся в трудовых лагерях, дешевых борделях и обязательных тренировочных колледжах, которые сшивали воедино то, что считалось гражданским обществом Нагорья. Они были твердолобыми марсианами до мозга костей, с рождения обработанными пескоструйкой в соответствии с жестокими ожиданиями Долины и ее хищническими нормами жизни. Эти мужчины и женщины знали, каков Разлом на самом деле – знали, что это океан с коварной экономической погодой и безжалостной динамикой пищевой цепочки, которая только и ждет возможности вцепиться в слабого. Благодаря слепой удаче они пробили себе дорогу к стезе насилия, что казалась вполне сносным плотом в этих водах, и с трудом поднялись на борт. Но они знали, поскольку еще по молодости обозревали горизонт, что океан бесконечен, в нем нет убежищ и надо оставаться на плаву – ничего больше значения не имеет.

«Человечество Высокого Рубежа – чего бы это ни стоило».

Двери в поезде захлопнулись, и гимн фрокеров внезапно затих. Идальго, похоже, вышел из транса. Он провел рукой по заросшему щетиной черепу и оглядел меня с головы до ног.

– Как я посмотрю, ты не вооружен.

Я пожал плечами.

– Мы же об этом договаривались, разве нет?