Разрушай и подчиняй

Я улыбнулась моему отцу. Мой большой, сильный папа, который поддался моей просьбе и дал мне прозвище Лютик, после моего самого любимого фильма: Принцесса-невеста.

Солнце садилось, очерчивая его большое тело красно-оранжевым оттенком.

Краткое воспоминание потускнело. Голос отца был громким, как будто он буквально только что говорил, но я не могла вспомнить, как он выглядел, чем от него пахло, или даже был ли он до сих пор жив.

От тоски по дому и отчаяния в горле застрял комок слез.

Килл не заметил моего путешествия в прошлое: он зажмурился, когда новая волна боли пронзила его.

Заняв свои руки делом, я пробормотала:

— Что произошло? Почему твой отец давал тебе такие жестокие уроки?

Он замкнулся, теплота, показанная им, исчезла, когда он проворчал:

— Ничего не произошло. Не твое собачье дело.

Он набросился, обернув пальцы вокруг моего запястья.

Я замерла.

— Я никогда, бл*дь, не должен был упоминать его. Не задавай мне больше никаких вопросов, особенно о нем. Поняла?

Мое сердце застряло в горле, я кивнула. Его пальцы сжались, перекрыв кровообращение пока небольшое сердцебиение не завибрировало в моих руках, затем он отпустил.

Тяжело вздохнув, он задумчиво уставился в потолок.

Я опустилась рядом с ним на колени, испуганная, взволнованная, и больше всего сгорающая от любопытства. Не только я погружалась в воспоминания. Килл делал то же самое.

Медленно, я опустила руки в миску с теплой водой, отжав из фланели лишнюю влагу.

— Прости, — прошептала я, — Я не хотела тебя расстроить.

Я встряхнула ткань и прижала ее к запекшейся крови на его животе.

Его глаза вспыхнули теплом. Он посмотрел вверх, встретившись со мной взглядом.

— Ты странная девушка.

Девушка.

Не женщина.

Почему в этот момент мне правда захотелось, чтобы он думал обо мне, как о женщине?

Он видел меня голой. Он был под впечатлением. Не так ли?

Его внимание переключилось на промежность, где футболка не скрывала наготу. Он тихо застонал, прикрываясь болью, но что-то внутри отреагировало. Что-то первобытное.

Мой взгляд метнулся к его паху. Вялость уступила небольшой упругости, его бледное обескровленное тело делало попытку восстать южнее.

Мне не следовало быть такой довольной, но губы растянулись в небольшой улыбке.

— По крайней мере, мы знаем, что ты наверняка выживешь.

Он посмотрел вниз, гневным взглядом, потом его сменил веселый. Он наполовину улыбнулся.

— Полагаю, это хорошая новость для всех.

Застенчивость охватила меня и, наклонив голову, я протирала влажной тканью поверх его израненного и грязного торса, медленно отмывая его.

Тишина повисла между нами, но это не было неловко. Скорее спокойно... умиротворяюще.

Прошло минут пять, пока я превратила его грязную плоть в розовую чистоту.

Скрутив ткань в миске, я отжала ее и стала обмывать левую ногу, внимательно изучая тату.

Артур прокашлялся.

— Ты задала мне порядочное количество вопросов. Теперь моя очередь. Как тебя зовут?

Мои руки замерли на его коленной чашечке.

Имя?

Я закрыла глаза, пытаясь что-то отыскать внутри. Мигрень нарастала, толкая меня назад, захлопывая дверь перед моим лицом.

Возвращаясь к его омыванию, я прошептала.

— Я не знаю.

— Что значит, ты не знаешь?

Я пожала плечами.

— Я не помню ничего кроме того, как очнулась в фургоне, прежде чем ты развязал мне глаза.

— Ничего? — его голос выражал частично удивление, частично недоверие. — Я думал, ты придумала эту чушь.

Я покачала головой, в очередной раз промывая ткань. Теперь вода была серой с багровыми пятнами.

— Хотелось бы, чтобы так и было. Тогда, возможно, у меня были бы ответы, которые мне нужны, и я могла бы понять, что я до сих пор здесь делаю.

Килл стиснул челюсти,

— Считай, мне стоит поблагодарить твою хреновую память за то, что я остался жив.

Перейдя к другой части его тела, я пробежалась тканью по правой ноге, не отрывая глаз от его татуировки. Она выглядела давнишней. Немного поблекшие цвета, но линии были четкими и хорошо прорисованными.

— Что она означает?

Он глубоко вдохнул, сразу переходя в оборону.

— А что означает твоя?

Я присела на корточки.

— Я только что сказала, я ничего не помню.

— Ладно, стоимость знаний о моей татуировке — рассказ о твоей. И, похоже, такую цену ты заплатить не сможешь.

— Ты что, защищаешь свой рисунок?

— А ты нет?

Мы закипали.

Моя грудь поднималась и опускалась под футболкой. Мышцы Артура выделялись, в то время пока кровь сияла вокруг его ран.

Наконец, я опустила голову, продолжив мытье.

— Отлично.

— У тебя акцент. Ты помнишь, как жила за границей? — он выведывал, рассеивая враждебность между нами. Было странно думать о том, что всего час назад мы грозились убить друг друга. Сейчас он был преимущественно голый, и позволил мне вымыть его. В некоторой степени, хоть он и будет отрицать это, он доверял мне. И в такой же степени, я не могу отрицать или объяснить это, я доверяла ему.