Мой кулак врезается в его челюсть. Боль возвращается с новой силой, распространяясь по жилам и венам до сердца, схватывая его в тиски. Тим падает на землю, а я наваливаюсь сверху, хватая его за футболку и ударяя затылком о твердую землю. Хочу ему череп раскроить на части и заглянуть в пустоту в нем.
— Она просила помощи, урод! Ты должен был ее защищать! Она тебе звонила, а ты, сука, забил?! — я кричал на него, глядя в затуманенные глаза и залитое кровью лицо.
Просто убью эту мразь своими руками, дабы неповадно было. Меня топит в собственном гневе, я не реагирую на угрозы полицией и хриплые оправдания в ответ, произнесенные разбитыми губами Волкова. Кости ему переломаю, шею сверну, возможно, тогда это давящее чувство отпустит мою разодранную истерзанную душу.
— Никита!
Еще удар, сломать ему нос и челюсть выбить. Пусть жрет через трубочку, ушлепок.
— Никита!!
Задушить, разорвать в клочки и увидеть, как прольется эта мерзкая кроваво-красная кровь по земле.
— Никита, отпусти его. Услышь меня, очнись.
Я вздрагиваю, и меня с ног до головы окутывает цветочный запах. Мелкий щенок хватается за мою штанину зубами, рыча и перебирая лапками землю. Непонятно, кого он защищает. Придурка подо мной, себя или свою хозяйку, которая сейчас обнимает меня со спины, и ее рассыпавшиеся полотном волосы накрывают нас обоих. Я тяжело дышу, обхватывая чужие запястья и сжимаю до красноты с синяками. Моргаю, пытаясь сбить красную пелену со слезами с глаз, пока Тим скулит от боли.
— Все хорошо, Никит, все хорошо, — шепчет тихий хриплый голос мне в ухо, а я цепляюсь за нее, как утопающий за спасательный круг. — Сделай глубокий вдох, давай.
Закрываю на мгновение глаза и выдыхаю остатки угасающей ярости. Задаю один единственный вопрос, и на него уходят последние силы:
— Блажена?
Глава 11
Никогда не видел такого изобилия бабского чтива вблизи. От пар в удивительных позах разной степени «раздетости» хочется расхохотаться в голос и одновременно покрутить пальцем у виска. Тут вам и рыцари, и пираты, и лорды, и графы, а полочкой выше обитают маги, драконы да всякая нечисть.
Вся квартира Блажена набита этой макулатурой. Пока я от шкафа к шкафу путешествую взглядом по цветным корешкам, она гремит на кухне мисками для собаки и заваривает кофе.
— Тебе с сахаром или просто черный? — слышу ее голос и невольно вздрагиваю, чуть не выронив книжку с пикантным названием «Искусное соблазнение». Пока девчонка терпеливо ждет ответа, а ее пес хмуро косится в мою сторону, я открываю страницу и принимаюсь читать.
— С коньяком, — отзываюсь, уже на первых предложениях начиная тихо смеяться.
— Гав! — возмущается щенок, приподнимаясь на своих коротких толстых лапах и недовольно прижимая уши к голове.
Эта полудворовая овчарка странного бело-серого окраса решительно настроена отчитать меня за столь фривольное обращение с имуществом его хозяйки. Но мне как-то все равно. Я только книжкой трясу, прекрасно зная, что ни роста, ни сил у песика нет, и ехидно улыбаюсь, зачитывая:
— «Она слишком много времени провела с Нейтаном, его великолепное, сильное тело слишком часто притягивало ее взгляд. В первый раз, увидев его в трюме полуобнаженным, она, сама того не сознавая, оказалась во власти древнего как мир волшебства, имя которому — влечение…» — дочитать мне не дала Блажена, не вовремя появившаяся в гостиной.
В каждой руке она держала кружку с дымящимся ароматным напитком, комично застыв в пороге и недоуменно наклонив голову. Я прижал к груди книгу, закатил глаза и, вспомнив все уроки актерского мастерства, которое преподавали мне репетиторы, нанятые отцом, выдохнул:
— Не думал, что именно это ваше местечко так притягательно. Оказывается, я ошибался. Удержаться от поцелуя просто невозможно!
Прозвучало еще глупее, чем написано в книге. Щенок заскулил, пряча морду в лапах, а Блажена тихонько фыркнула и вошла в комнату, задрав нос.
— Переигрываешь. Нейтан Тремейн из тебя ужасный, — пафосно заявила, ставя кружки на столик рядом с большим мягким плюшевым диваном и садясь на него, одновременно махнув на меня рукой. — В такие моменты ведешь себя как типичный пацан.
— Ты эту ерунду вообще читала или это запасы твоей бабушки? Нет, серьезно. Это же деградация человеческого сознания. Нельзя искренне верить, что мужчины, тем более пираты, несут такую чушь, — хмыкаю я, отбрасывая книжку на полку и закрывая дверцу.
— Конечно, читала, я люблю такие книжки. Они греют мою тонкую девичью натуру романтика. Чего пристал? Тремейн был аристократом, а уж потом стал пиратом! — возмущается Солнцева, едва не подпрыгивая на месте.
— Ой, да, это в корне все меняет. Уверен, его каменная булава в ее прекрасном чехле…
— Какой же ты дурак.
Мы молчим и просто пьем кофе, больше ничего друг другу не говоря. С момента на улице до прихода в квартиру Блажены, куда она меня увела от Тимура и его истеричной подружки, прошло не так уж много времени. Может минут тридцать от силы.