И начал он это делать еще когда пообещал богатому дядьке в машине с водителем, что завяжет с матом. Отец часто выражался в сердцах, а когда их с мамой не стало, Алешка почувствовал себя страшно одиноким и очень самостоятельным — взрослым. Потому что и горе ему досталось огромное, которое впору снести только большому и сильному. Мат казался самым ярким и пока единственно доступным для него показателем взрослости — в селе яростно матерились почти все мужики.
— Мат — от косноязычия, — коротко отметил дядька, предложивший называть себя дядей Романом. Ответ «Да ну, нах…», произнесенный подрагивающим от слез детским еще голосом, его не устроил.
— Что такое косноязычие, знаешь? — поинтересовался он, — не знаешь… Тогда так, — задумался и объяснил, как мог: — Когда по речи определяешь кто перед тобой — человек или быдло. Понятно? Человеком можно и нужно оставаться даже в немыслимых трудностях. Это касается не только мата. Ты знаешь, например, что директор городской хлебопекарни в блокадном Ленинграде умер от голода? Умирать возле еды голодной смертью и не украсть ни крошки было намного труднее, чем вот тебе не материться сейчас. Поэтому давай… начинай с малого. Пока это единственный твой недостаток, Алеша — скудный словарный запас. Нет у человека слов или не хватает времени, чтобы грамотно выразить свою мысль, вот он и изъясняется грубыми возгласами.
— Мой папка был не косноязычный! И не быдло! — взвился мальчишка.
— С этим, может, я и перегнул. А твой папка… у него была трудная жизнь, а мат, бывает, только на миг делает её легче, но не улучшает, согласись? Пока ты ещё не взрослый, я постараюсь, чтобы причин материться у тебя не было. И ты постарайся, чтобы при разговоре с тобой все понимали, что ты из достойной семьи. И просто время для нее было трудное… Не педагог я, Семен Степаныч, совсем не педагог… да и не оратор тоже, — пожаловался тогда Спиваков пожилому водителю.
— Да нет, нормально, — хмыкнул тот, — я все понял. А вот как Алексей — не знаю.
— Понял и я тоже — не хуже вас, — обиделся мальчик, — мамка по губам била за матюги.
— Ну, это крайняя мера. Мы постараемся без этого. И без мата. А то у Ленки уши завянут, я уж не говорю о Львовне, — хмыкнул мужчина, — обещаешь попробовать?
— Ладно…обещаю, — ради того, чтобы не завяли Ленкины уши, Лешка готов был на многое.
А потом было то — дурное… совсем дурное. От Ленки его несло… сносило от всего в ней, вело… от ее вида, запаха, от чувств, которые поднимались в нем из немыслимой глубины — немыслимые. После свадьбы в нем сразу же проснулся ярый собственник с психологией дикаря — мое! В пещеру! И там — любить ее до своей и ее полусмерти, до усталой дрожи в конечностях, до невидящих глаз! Потому что в них была только Ленка. Тогда он под пытками не смог бы рассказать, даже что ел или пил в этот день. Все мысли — с ней и о ней.
— Ну, может, что-нибудь и получится из этого эксперимента, — ворчал Спиваков, наблюдая начало их семейной жизни. Ленка тоже цвела, всеми способами соблазняя и так потекшего мозгами молодого мужа: улыбки, позы, томные взгляды, жесты… Алексей не спускался с седьмого неба сутками.
— А почему это ты фамилию мужа не захотела брать? — сурово допытывал дочку отец.
— Турчак? Ты серьезно, папа? — хохотала та, а Лешка глупо и расслабленно улыбался рядом.
— Дети твои будут Турчаки, а ты что — Спивакова?
— Какие дети — о чем ты? Нормальные люди сейчас раньше тридцати о детях даже не думают, — отрезала тогда дочь. И Алексей с ней согласился — о детях и ему тогда не мечталось. В ход шли самые надежные таблетки и даже презервативы.
А потом Лена нашла для себя новое увлечение, которое вскоре стало ее профессией — составление парфюмерных композиций для новых ароматов. Началось все с того, что оказалось — есть возможность заказать «свои духи», индивидуальные и неповторимые. Тогда и выяснилось, что у нее уникальный нюх. А еще — исключительная способность улавливать тончайшие оттенки запахов, раскладывать ароматы на составляющие и компоновать, создавая шедевральные вариации. Это ощущалось настоящим искусством, да им и было, наверное. Алексей радовался, что она нашла свое настоящее призвание.
— Лёш-ша, — тесно прижимаясь, с придыханием рассказывала ему жена: — Ты представляешь — Клеопатра сама составляла духи для себя и эти экзотические и изысканные ароматы стали частью магического шарма царицы!
— Не думаю, что это имело такое уж… большое значение, — бормотал он, жадно заглядывая в сияющие вдохновением Ленкины глаза.
— Что ты?! А знаешь, что духи, которые готовят из одних и тех же цветов, но собранных в разное время, имеют разные запахи? А синтетические определенной марки всегда пахнут одинаково?
Теперь Алексей копал в интернете и об ароматах. И знал уже о Клеопатре… и еще много чего. А еще он получал нужное образование и работал… работал, и рад был радоваться (каламбур) уже тому, что выкроил время, чтобы подольше побыть с женой.