Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

— Лев Николаевич, скажу тебе честно, как на духу. Из «конторы» уходят лишь двумя путями: или в наручниках, или ногами вперед.

— Есть третий путь. О нем я скажу тебе в Москве.

— И потом у меня патологическая склонность к авантюризму.

— Вот это другое дело, — оживился Лев Николаевич. — Раз ты такой Джеймс Бонд, то слушай. Меня попросили некоторые ответственные круги в ЦК найти толкового журналиста, чтобы он смог выбить себе визу в Испанию. Франко уходит с политической арены, в стране нарастает демократическое движение, хотя неизвестно, кто придет к власти. Нам нужно знать объективную обстановку. Ты мог бы взяться за эту миссию?

— Мог бы.

— Вот так сразу?

— Да, Лев Николаевич. Но для этого мне нужно слетать в Рим. Там работает один ответственный человек из испанского посольства.

— Кто же он?

— Заместитель консула. А вообще-то профессионал из испанской разведки. Мы с ним очень дружили. Он любил водку и антисоветские анекдоты, а я херес и испанские песни, которые он классно исполнял с гитарой в руках. Но мы сразу же поняли друг друга и не стали приставать со взаимными нескромными предложениями. Просто дружили. Даже семьями.

— Когда ты можешь вылететь в Рим?

— Хоть завтра, если мне оформят визу и дадут денег.

Лев Николаевич все устроил. Из Женевы я вылетел в Рим. Мой давний друг — испанский замконсула — встретил меня с распростертыми объятиями.

— Амиго Колосов, какими судьбами?

— Обычными. Ведь все дороги ведут в Рим.

— Тебе что-нибудь здесь нужно?

— Да. Мне необходимо получить визу в Испанию. Можно это?

— Нельзя. У нас же нет дипломатических отношений. А зачем тебе нужно в Испанию, что ты там забыл?

— Есть идея установить с твоей родиной дипломатические отношения. Для этого я встречусь с разными людьми и напишу серию доброжелательных очерков об Испании, которые обязательно будут опубликованы в «Известиях».

Мой знакомый ничего не ответил и пригласил меня в ресторан отобедать. Я сказал, что это я приглашаю его отобедать в самое шикарное — знал я такое — римское заведение. После застолья, когда мы прощались, испанский коллега промолвил, положив мне руки на плечи:

— Хорошо, Леон. Я тебе верю. Завтра приходи с шестью фотографиями. Заполнишь документы, и я попробую закрутить это дело. Каудильо действительно стал слаб.

Мой доклад Толкунову после недельной командировки в Рим не вызвал никакой бурной реакции. Шеф (любимый, кстати, шеф) был очень спокойным человеком. Он улыбнулся своей обаятельно-хитрой улыбкой:

— Хорошо, Леонид Сергеевич. Посмотрим, что получится, а пока иди спокойно работать и держи язык за зубами, особенно в своей «конторе».

…А через девять месяцев из Франции пришла телеграмма о том, что спецкору «Известий» господину Колосову следует срочно вылетать в Париж, явиться в испанское посольство и получить визу сроком на месяц для журналистской поездки по Испании. Тут уж забегал сам Лев Николаевич. «Леонид Сергеевич, я тебя освобождаю от всей работы в редакции. «Контору» тоже можешь не посещать. Через час мы едем на прием к Борису Николаевичу Пономареву (секретарь ЦК КПСС, заведующий Международным отделом. — Л. К.). Затем у тебя сегодня же визит к заведующему первым Европейским отделом МИДа Ковалеву, который даст тебе ряд инструкций, а на послезавтра мы планируем твой вылет».

Академик Пономарев принял нас с Главным в своем кабинете и сразу же приступил к делу. Мои задачи, помимо журналистских, сводились к четырем основным направлениям:

узнать, что происходит с Франко и каков настрой у его ближайшего окружения;

выяснить внутриполитическое положение и степень влияния коммунистов на демократическое движение;

постараться взять «интервью» у кого-либо из молодых деятелей нынешнего правительства;

выяснить, какова роль влиятельной католической организации «Опус деи» в нынешних политических процессах.

— Борис Николаевич, — сказал в заключение встречи Толкунов, — я вам уже говорил, у Леонида Сергеевича немного специфическое положение — он пока еще является офицером нашей внешней разведки…

— Я об этом знаю, — жестко отрезал Пономарев. — Товарищ Колосов выполняет ответственное задание ЦК, и поэтому он не обязан идти с докладом к своему руководству. Желаю удачи.

…Я доложил на всякий случай о своей миссии начальнику ПГУ КГБ Александру Михайловичу Сахаровскому. «Да, я знаю о вашем задании, — как-то вяло промямлил он. — Выполняйте. Посмотрите, что и как, и самое главное — приложите все усилия, чтобы вас не взяли за задницу. Она у вас одна, хотя и о двух половинках…»

…Начальник Первого европейского отдела Анатолий Гаврилович Ковалев произвел на меня гнетущее впечатление. Я с ним сталкивался еще несколько раз и могу с уверенностью сказать, что более тупого человека в своей жизни я не встречал. Говорят, что он был до удивительности ловким царедворцем и всегда вилял хвостом перед начальством именно тогда, когда по логике вещей должен был бы гавкнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное