Разведчики

В рукопашных схватках пришлось участвовать?

Нет, хотя мы много сражались в уличных боях, но даже там рукопашных схваток ни разу не было.

А в «поиске» «скрутить» немца была моя прямая обязанность, ведь я был командир группы захвата, один из самых здоровых и сильных солдат в нашей роте, поэтому я первый «наваливался»…

Сколько врагов Вы лично убили, вели такой подсчет?

Я такой статистики не вел, но думаю, что человек десять или чуть больше я лично положил… Никакой радости или какого-то другого эмоционального чувства я тогда не испытывал, для меня это был просто мой долг по защите нашей Родины. В душе, конечно, понимаешь, что это тоже человек, живое существо, но если не ты его, то тогда он тебя…

С братом Вы старались держаться вместе?

Конечно, но это не получалось, т. к. мы хоть и воевали в одной роте, но были в разных взводах. У них в конной разведке были совсем другие задачи, и мы бывало что и по несколько дней подряд не виделись.

Я очень сдружился с Афанасием Клубникиным из Куйбышева и с Виктором Варламовым, из Кемерово. С ними я виделся и общался больше, чем с родным братом.

Чью смерть Вы переживали острее всего?

Смерть любого человека из нашей роты я переживал достаточно остро. Потом мы по двое-трое суток с ребятами горевали, сильно переживали, но без слез.

Но больше всего я переживал гибель Евсея Колыжука, все-таки это был мой друг, одноклассник, односельчанин. Я его лично хоронил… А после войны я как мог старался помогать его родственникам, до сих пор мы поддерживаем с ними связь.

Как он погиб? Как-то в Венгрии, как раз во время тех самых ожесточенных боев, большая группа солдат нашей роты находилась в одном доме. И тут немецкий снаряд пробил стену, прошел сквозь две комнаты и разорвался только в третьей, той самой, в которой находились мы, – шестнадцать человек. Но, видно, снаряд уже потерял свою силу, и при его разрыве погибло только четверо, в том числе и Евсей…

Кто хоронил погибших разведчиков, Вы сами или похоронная команда?

Всегда только мы. Даже старались раздобыть гроб, чтобы похоронить наших товарищей по-человечески.

Бывали конфликты между солдатами?

Ни разу ничего такого не было, ни одного случая не могу вспомнить. Что нам было делить? Коллектив у нас был достаточно обособленный, ведь мы почти ни с кем не общались, очень дружный и сплоченный, поэтому мы были как одна семья.

Как Вы относились к политработникам?

Я считаю, что они должны быть, это нужная и необходимая работа, ведь с людьми надо работать, многое им разъяснять. Хотя у нас в роте почти все были комсомольцы или коммунисты, но парторга, например, у нас не было. Поэтому политзанятия у нас проводил офицер из штаба дивизии или даже сам командир дивизии.

Я и тогда верил, и сейчас верю партии коммунистов безоговорочно. Не только я, но и все наше поколение было так воспитано. Поэтому каких-то разговоров против Сталина я никогда ни разу не слышал, а только наоборот, слова веры и поддержки.

С «особистами» приходилось сталкиваться?

Мы их вообще не видели. Даже тогда, когда арестовали нашего земляка, то мы с ними не общались. Единственное, что когда мы шли в «поиск», то с нами в передовую траншею шли еще два каких-то офицера из штаба дивизии, видно, они нас проверяли, действительно ли группа пошла на задание, но и с ними мы тоже не общались.

Вам доводилось воевать против румынов, венгров?

Румыны, по-моему, – это не вояки! Вот издеваться над мирным населением они были мастера, а как воевать, так нет…

Зато венгры сражались очень ожесточенно. Причем у нас даже были случаи, когда мы захватывали в плен венгров, командование их допрашивало, и через пару дней их, видно, отпускали, а уже через несколько дней они опять попадали к нам в плен…

Как вели себя пленные?

По-разному. Часть хаяла Гитлера, а часть по-прежнему стояла на своем. Нет и все. Но над пленными мы не издевались, у нас это было строжайше запрещено, и я такого ни разу не видел.

Как Вас встречало гражданское население в разных странах?

Везде нас хорошо встречали, тепло: и в Румынии, и в Австрии, а в Югославии так просто потрясающе. Наша группу там послали узнать расположение немецких частей, и из-за сильной распутицы мы застряли в одной югославской деревне на восемь дней, у нас в роте даже подумали, что мы пропали без вести. Так нас там принимали как самых дорогих гостей…