Разведчики

Когда мы стояли через речку с американцами, то в ее прозрачных водах было видно, что на дне лежит много разных вещей, которые немцы туда побросали перед сдачей в плен, т. к. американцы к себе принимали только с самыми необходимыми вещами. И некоторые наши солдаты туда ныряли, пытаясь что-то вытащить.

Знаю, что двоих солдат из нашей дивизии за мародерство судили, нам об этом объявляли.

Как часто удавалось помыться, постираться?

У нас в дивизии была специальная машина-вошебойка, и когда нам обстоятельства позволяли, то раз в неделю или в две удавалось помыться, поэтому вшей у нас не было. Нижнее белье нам заменяли, а верхнее просто меняли. Местных жителей стирать наши вещи мы не просили ни разу.

Удавалось как-то отдохнуть, концерты, например, были?

Такое было только в Австрии, когда больших боев уже не было. Книг мы никаких, конечно, не видели, а читали регулярно только дивизионную газету. Причем в одной из них тогда очень оперативно написали, что группа разведчиков пропала без вести, а мы как раз только вернулись…

Что-то запомнилось за границей?

Красиво там было, конечно, но было заметно и большое расслоение в уровне жизни людей. Одни жили очень хорошо, а другие плохо.

Расскажите, пожалуйста, как Вы встретились со своим старшим братом.

Обычно во время перегруппировки войск, которые всегда происходили ночью, то когда рядом шли разные части, солдаты громко выкрикивали фамилию того, кого они искали: «Такой-то есть?» И вот в Венгрии, абсолютно случайно, потому что я совершенно не знал, где воюет Филипп, выкрикнул его имя и фамилию, а он вдруг откликнулся… Просто немыслимо было так встретиться… И мы где-то полчаса втроем поговорили. Он был сержантом, командиром 76-мм орудия, рассказал нам, что дома получили похоронку на отца, но я ему говорю: «Отец жив, но он тяжело ранен, лежит в госпитале в Крыму, и не может сам написать».

Наш отец в Румынии, в бою возле города Яссы, был тяжело ранен, осколок попал в легкое, и он четыре дня без сознания пролежал на поле боя… И только когда начали собирать и хоронить погибших, его нашли и отправили в госпиталь. С этим осколком в легком он прожил до самой смерти…

А Филипп сразу после войны демобилизовался, вернулся домой, но в 1948 году во время операции по поводу фронтового ранения он умер… Я тогда служил в Харькове, помчался домой, но не успел, накануне моего приезда его похоронили…

Младший наш брат Дмитрий был очень хорошим механизатором в нашем колхозе, за доблестный труд был трижды награжден.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Я мог служить и дальше, но отец после ранения болел, поэтому решил вернуться домой, и в феврале 1951 года я демобилизовался. Отец тогда работал в системе потребкооперации, был директором сельпо, поэтому я тоже решил пойти по этой линии.

После окончания Торгово-кооперативного техникума Молдавпотребсоюза и Московского Института советской торговли я работал в Липканском и Леовском районах Председателем райпотребсоюза, а с 1962 года – в аппарате Молдавпотребсоюза начальником управления кадров и учебных заведений до ухода на пенсию в 1991 году.

Войну потом часто вспоминали?

Конечно, вспоминал. Но как-то так получилось, что мы разъехались, не обменявшись адресами. Я начал разыскивать своих друзей, и мне удалось найти Клубникина, мы с ним потом и переписывались, и встречались, а вот Витю Варламова я так и не нашел.

А первое, что мне вспоминается, это сколько народа погибло с обеих сторон у озера Балатон… Вода в нем от крови была красного цвета… Ужас что там творилось…

Интервью и лит. обработка: Н. Чобану

Гузанов Геннадий Иванович

Гузанов Г.И., 6 апреля 1941 г.

Родился я в обычной деревушке, в четырех километрах от Костромы. В ней все жители – Гузановы. Сто домов, и все Гузановы. Одни ж родственники вокруг, хоть и дальние. Вспоминается мне – жили очень тяжело. Не совсем чтоб голод, конечно, но все-таки… Семья у нас была большая, пять человек. Отец в колхозе работал конюхом, мать – в поле… В общем, ничего особенного. Потом армия. Раньше ведь как считалось – в армии надо отслужить обязательно. Не могло такого быть, что я не пойду, больной там, и прочее… Тогда все были здоровые. Когда комиссию проходили, отчислений не припомню, брали всех подряд. Призвали нас в 41-м году. Кто-то из ребят уехал в Кутаиси, в Грузию, мы же попали в Туркмению, в Туркестанский военный округ, в район Кушки. Ехали туда долго. На каждой станции, помню, стоим, стоим… Дома март месяц. Вот как сегодня, снег лежал: все были одеты тепло. А когда уже к Ташкенту стали подъезжать, верблюдов увидали. Что это за чудо, живой верблюд!