— Встать! Подойти к стене! Мордой, мордой… Руками опереться, ноги подальше. Вот так… Ну, шелупонь, кто тут у вас главный? — проверив карманы и загашники хитрованцев на предмет оружия, спросил продолжающий играть роль пахана новой банды Рудников. На него обыскиваемые смотрели со страхом и почтением. Быстрота и жестокость расправы произвели должное впечатление.
Нынешнего, послереволюционного блатного языка поручик не знал и настоящего вора разыгрывать не пытался, да и необходимости в том не было. К уголовному миру за последнее время прибилось столько случайного люда, от бывших гимназистов и офицеров до попов-расстриг и аптекарей, что все давно смешалось, верх брал тот, кто «круче», невзирая на происхождение и стаж. Ничего не поделаешь, здесь тоже вступили в свои права «либерте, эгалите, фратирните».
— Вон наш главный лежит, Хряк его звали, — указал один из парней на незадачливого стрелка.
— Хряк! — презрительно сплюнул поручик. — На подсвинка не тянет, а туда же… — Наклонился над убитым, перевернул на спину, без усилия выдернул из-под ключицы нож. Вытер об его же пальто, протянул Новикову рукояткой вперед.
На вид Хряку было лет двадцать пять, лицо почти интеллигентное, особенно когда смерть стерла с него томно-наглое выражение. Откуда вдруг у этого парня такая нелепая кличка?
В руке он сжимал никелированный пистолетик калибра 6,35. Действительно пижон, что тут скажешь.
— А по профессии вы кто здесь? — продолжал спрашивать Рудников. — Портяночники все?
— Обижаешь, кореш, — прогудел дьяконский бас из середины строя. — Домушники мы тут, природные. А тех и не знали почти, так уж не к ряду вышло. Хабар толкнуть зашли, ну и обмыли чуть…
— Кореша твои в подвале валяются, — осадил фамильярность Рудников. И повернулся к Новикову: — Покараульте их еще, а я тут осмотрюсь по закоулкам, мало ли что…
Вернулся поручик минут через десять, обойдя все примыкающие комнаты, коридоры и чуланы.
— Порядок. — И засунул свой устрашающего вида «кольт» под ремень. — Однако загадили они квартиру и распотрошили все. Пал Саввич полвека наживал, аккуратист был. Куда старика подевали, хевра, дядьку моего?
— Да не трогали мы его, ей-бо, вот те крест! — снова ответил дьяконский голос. — Помер он, сам помер, от старости, скоро уж сороковины. У Хряка с ним дела были, да у того, Копченого, что вы шлепнули, он вроде как и наследство принял. Хабар стал скупать. Ну а наше дело какое — украл, продал на блат, выпил, и вся радость…
— Кончай базарить. Знач так, сявки. Теперь мы тут жить будем. Забирайте свою хурду — и у… Сами запомните и другим передайте, кого в ближнем коридоре увижу, замочу без понта. Вы меня в деле видели. Узнаю, что языком ляскаете, — в сортире утоплю…
— Обожди, Мизгирь, я лучше придумал, — вмешался в игру Шульгин, который тоже рос в воровском квартале, хоть и на сорок лет позже.
— Вы, убогие, жить хотите? Хорошо жить, я имею… Тогда вот так — очищайте себе хавиру напротив нашей и живите. Кто из соседей пасть разевать станет — заткните. У нас на подхвате будете. За службу поимеете больше, чем от Копченого. Но делать все будете, что я скажу. Кликуха моя — Пантелей. Не слыхали? Ничего, еще услышите. Или у питерских поспрашайте, те уже хорошо знают. Я — Пантелей, он — Мизгирь, это — Князь, это — Таракан…
Басманов, услышав, как его назвал Шульгин, поморщился. А тот, разбрасывая клички, не имел никакой задней мысли, говорил, что в голову пришло, лишь бы без запинки.
— А тут будет наша хаза. По делу, без дела, но чтобы двое-трое ваших сявок всегда на стреме стояли, только свистну. Местная рвань ошиваться станет — гнать в шею, чужого увидите — перо в бок и в аут. Сами не справитесь, кого из нас позовите, но это вам уже в глупость будет. Не одобрю. А позовем — на цырлах сюда. И ни в каком разе больше. Теперь — так…
Он по очереди развернул к себе лицом каждого, буквально на секунду фиксируя взглядом глаза очередного «пациента», и, словно теряя интерес, небрежно отталкивал. Но они этот взгляд запомнили…
— Ну и все. Узнаю каждого хоть в Сухуме, хоть в Одессе. Теперь, Мизгирь, пригляди. Всю хурду, а первей всего жмуриков из хазы долой. Лучше всего — в реку. И полы выдраить, как в Бутырках учили… Потом еще глянь, где квартировать будут. И за труды дай чего-нито.
Через полтора примерно часа, когда домушники, обращенные в шестерок, закончили уборку и удалились, тихие и вежливые, не совсем еще понимая, повезло им или наоборот, прихватив с собой массу всякого тряпья и прочей дряни, имеющей тем не менее определенную рыночную стоимость, Рудников устроил экскурсию по квартире.