Разведотряд

— И отгоните «крокодила» к усадьбе… — буркнул Дитрих, мотнув головой в сторону бронетранспортёра с угловатым приплюснутым носом, и впрямь напоминающим крокодилью челюсть.

— А разве не стоит использовать его по прямому назначению? — пользуясь некоторой защитой элитного мундира, возразил всё-таки эсэсовец — не сумел преодолеть несколько брезгливого пренебрежения фронтового кадра этим тыловым живодёром.

— Не стоит, — с не меньшим пренебрежением смерил его взглядом оберлейтенант («привыкли там, на парадах, а как до дела — на броню лезут…»). Насколько я помню, под Одессой, истреблять нашу бронетехнику было делом чести каждого русского матроса. А мы имеем дело как раз с ними.

— Und? — повторил штабс-гефрайтер по-прежнему недоумённо, но теперь с ироническим подтекстом: «Так и что?»

— А то, что он у меня единственный! — уже с металлом в голосе и заложив руки за спину, пояснил Дитрих Габе. — И не на весь этот дерьмовый городок, а на все близлежащие горы, леса и перевалы. Пешком потом прикажете бегать?

Невольно подтянувшись перед офицерской позой, СС-унтер коротко кивнул:

— Да, понимаю, герр оберлейтенант…

— Да и это… — несколько смягчаясь, добавил Дитрих. — Не суйте своих людей на противень. Тут такие дела. Одним словом, абвер…

Недоумение на лице эсэсовца было почти таким же, как и на лице Бреннера немногим раньше, когда он ворвался в свой кабинет.

Его подчиненные из «Абвершулле» ещё выискивали, чем бы тут могли наследить русские диверсанты. Хотя что тут искать? Сейф раскурочен — и по этому поводу предстоял разговор в «Валли». Подземный ход зияет немым укором и не только интендантской службе: «Приспосабливали же коммунистический дом отдыха под фашистский Erholungsheim? Карла Маркса с Вольдемаром Ульяновым вынесли на помойку; транспарант: „Genosse Stalin — фюрер нашей эпохи!“ уточнили; даже в выгребную яму с миноискателем сунулись, а попросту расспросить местных — нет ли какого скелета в здешнем шкафу, не догадались?»

Но всё это уже мало интересовало Карла-Йозефа. Забыв даже подобрать с пола мундир — а всю дорогу чувствовал себя в батистовой сорочке как голый — Бреннер провёл остекленевшим взглядом картину русского мариниста, которую его подчинённые безо всякого пиетета отбросили в сторону…

Да и нечего было теперь вроде бы жалеть и холить. Косо, впопыхах, навешенная на сейф картина при этом была старательно, можно сказать, ревниво исполосована ножом. Такая варварская ревность казалась, на первый взгляд, бессмысленной; но…

Две древние готские руны, «обила» и «хагал», сразу бросились в глаза.

Да и не мог бывший штандартенфюрер заграничного отдела абвера «Ausland» Карл-Йозеф Бреннер их не заметить, слишком намётанный был у него глаз. Особенно за предвоенные годы и особенно на эти письмена. Точнее сказать, шифрограммы.

Карл-Йозеф спросил:

— Какое сегодня число, Стефан? — не глядя, через плечо и добавил чуть слышно: — Мне тут, кажется, назначили встречу…

Но адъютант Стефан Толлер, присутствие которого в кабинете было всегда обязательным, как портрет Гитлера, почему-то не ответил.

Глава 10. Тихая песня громким голосом

Экстерьер в садовой ротонде

Толлер тем временем пытался разобраться в своих ощущениях, и пока безуспешно. С одной стороны, рёв бронетранспортёра где-то поблизости, в дебрях заброшенной части парка, внушал некоторый оптимизм: «Подоспела „фельдполицай“! Сейчас навалятся и…»

И тут, но здравому размышлению, оптимизм заметно таял. Мало того, что пули MG-36 уже разок высекли известняковую крошку прямо у него над головой из ребристой колонны ротонды, а пуля, как известно, «дура»… Но и русские, судя по деловитому взгляду златокудрого, как античный Купидон, матроса, не имели никакого желания вернуть дорого доставшийся трофей в целости и сохранности. Не было во взгляде «Купидона» никакой сочувственности, даже драматической: «На кого ж ты меня покидаешь?» Зато: «Так не достанься же ты, сука, никому!» — читалось очень даже отчётливо. И даже Стефаном, не искушённым в уголовной лирике, и даже сквозь мутное пенсне, почти невооруженным взглядом, читалось.

Посмотрел на него так «Купидон», когда приготовил пару гранат и заменил, надо думать, пустой магазин шмайсера на полный, из вещевого мешка.

Почти то же самое проделал кряжистый пожилой матрос с висячими усами: стал быстро и ловко снаряжать «банку шпрот» — дисковый магазин ручного пулемёта — медными шпротами патронов.