На это отозвались из толпы голоса, что это не русскопод-данные. Тогда я решительно потребовал доставить сюда в гурун всех пленников, захваченных во время аломанов. Раздался ропот, но старшины поторопились все-таки привести 7 человек в цепях. Я опросил через переводчика пленных: оказалось 4 перса и три туркмена. Персы не были русскоподданными, но туркмены на мой вопрос молчали, очевидно, запуганные угрозами. Когда же я заверил их, что в обиду их не дам, то они признались, что принадлежат к части ак-атабаев, кочующих у нашей железной дороги, и что были захвачены племенем Бегельня в то время, когда перешли русскую границу для покупки пшеницы на персидской стороне. Я потребовал, чтобы кто-либо подтвердил справедливость этого показания во имя Аллаха. Наши джигиты и некоторые из собравшихся на гурун отвечали, что это правда.
– Как же вы смели захватить русских подданных, безоружных и пришедших к вам с такими мирными целями, когда ваши люди смело ходят к нам и никакой обиды им никто не причиняет. Именем великого Ак-Падишаха требую немедленно этих трех русских подданных освободить (двое мужчин и один мальчик) и отдать их мне.
Старшины поспешили исполнить мое требование при громком протесте нескольких аломанщиков, терявших большой выкуп. Но эти протесты затерялись в радостном гуле толпы, облегченно вздохнувшей после моих опровержений, ибо наступало[время] перекочевки в нашу сторону, а все были этими слухами настолько запуганы, что не решались на эту перекочевку к тяжкому вреду для своего скота. Ввиду большой впечатлительности гуруна, а главное, лукавых слухов персиян (не без участия полковника Стюарта), что главная цель моей поездки наложение огромного штрафа на целые таифе за несколько случаев ограбления наших торговцев-армян здесь в кочевьях, я не признал возможным разбирать теперь эти дела: не было налицо потерпевших и нужно было время, чтобы опросить и выслушать свидетелей обеих сторон. Все это было бы сложно и требовало много времени даже при самой мирной и благоприятной обстановке. Но при тех тяжелых условиях, в каких я был, это было невыполнимо. Я потребовал общего внимания, а когда собрание стихло, то громко заявил:
– Именем великого Ак-Падишаха я требую от старшин и всего почтенного собрания совершенного прекращения аломанов в нашу страну и грабежей русских подданных, проходящих через их кочевья для торговли. Нельзя раздражать русскую власть безнаказанно. Помните твердо, как были наказаны текинцы.
Обращаясь к старшинам и др. влиятельным лицам, стоящим в середине круга, я настоятельно потребовал сдерживать аломанщиков, не допуская их с оружием переходить нашу границу и не обижать наших мирных жителей, переходящих в персидские пределы для торговли. Старшины гокланских и верхне-гюргенских таифе, ссылаясь на недостаточную авторитетность своей власти, заявили, что охотно окажут гостеприимство русским подданным, но присмотреть за всеми одиночными и беспокойными разбойниками они не в силах, хотя отлично сознают, что из-за этих аломанщиков «черная слава» падает на все таифе гоклан и юмудов. Старшины заверяли, что они «глубоко чтут имя Ак-Падишаха и рады были бы ему служить». Поблагодарив «гурун» за внимание и гостеприимство, я сел на поданную лошадь и, дружелюбно простившись, мы двинулись в путь, провожаемые многими конными представителями разных таифе.
Выступил из кочевья Дееджи 26/XI 91 года в ih
O5m дня. В 2h 45m наша дорога пересекает древний вал, который уходит далеко вправо. За валом начинаются кочевья ак-атабаев и по пути обработанные поля. Грунт чудный жирный чернозем.В 3h
дня подошли к кочевьям таифе Кисхак (старшина Хата-мулла) и подошли к олуну Ак-дегши. У переправы нас встретили несколько атабаев. Один из них, брат Хата-муллы, рассказал, что в августе сего года проезжал из г. Астрабада инглиз Стюарт, сначала в Ax-кала, а оттуда к Мусса-хану и вместе с людьми этого последнего ездил к переправе Тенгли-олун и Гудри-олун, пробыв здесь всего 5 дней. Все их таифе хочет к нам перекочевать опять. Р[ека] Гюргень у этого олуна имеет до 30 сажень ширины и в средней части значительную глубину; вода мутная, течение едва заметное…