Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Я дал понять игдырцам, что персияне будут рады, если своими аломанами таифе Игдыр раздражит русских, ибо таифе, несомненно, погибнет, атакованное с двух сторон. Сказанное мною быстро передалось всем и произвело сильное впечатление на игдырцев. Старшины благодарили меня за совет и уверяли, что русскоподданных обижать и трогать не будут, если только у них будет доказательство, что они русские подданные, т. е. чтобы у них была бумага за печатью Ак-Падишаха. Как игдырцы, так и канъюкмазы рассказывали, что напали на Ягья-бека Таирова (из олуна Ax-кая) потому, что приняли его за перса, на которого он, армянин, похож лицом, а сопровождали его два настоящих персиянина и один нохурец[175] (азиатский еврей). Доказательство же, что они русскоподданные у них не было никаких. Но когда его (Таирова. – С.З.) признал один ходжа, то, не совсем доверяя словам ходжи, все-таки жизнь Таирову оставили и взяли с него 180 туманов выкупа.

«Ваших рай-я[176] мы не тронем, – говорили мне игдырцы, – если у них будет кигаз (бумага) за печатью Ак-Падишаха от пристава или другого русского начальства». Все-таки игдырцы рассказывали, что весной приезжал к Гюмбет-хоузу инглиз (полковник Стюарт). Пришел он от кр. Ак-кала лесами (по левому берегу р. Гюргени), но в степь перейти не осмелился. Много раздавал денег и подарков таифе Даз и Каджух (они кочуют по левому берегу р. Гюргени у Гюмбет-хоуза) и объявил им, что скоро придут сюда англичане и построят здесь большой город у Гюмбет-хоуза и в Ак-кале. Канъюкмазы и игдырцы отнеслись крайне недоброжелательно к его рассказам и прямо заявили, что позволят строить город только русским.

По словам игдырцев, в этом году бараны очень худы. Объясняют они это большим избытком влаги в почве, мешающей расти степным травам, настоящему корму, а вместо него степь густо покрылась муравой и даже грибами, которых игдырцы собирают, пекут и едят; и мы сделали тоже.

В истекший день всего прошли около 32 верст. Сделал все по уставу, и сам проверил ночью наряд. Туркмены вполне примирились с нашей строгой и бдительной охраной.

Утром 25/XI поднялись по обыкновению рано. Собралось чуть ли не все таифе нас провожать. Воспользовавшись этим, я объявил через переводчика, что прошу общего всех внимания. Когда все смолкло и насторожилось, я объявил, что слух о грабежах русскоподданных их племенем дошел до Ярым-Падишаха по жалобам ограбленных. Объявляю им всем, чтобы впредь не смели делать аломанов в нашу сторону, так как это раздражает и оскорбляет власть Ак-Падишаха, а последствия такими аломанами они могут навлечь на себя тяжелые и неотразимые. Выслушали внимательно и сдержанно заявили, что постараются удержать своевольников.

За ночлег расплатился щедро со всеми, но решительно отказался принимать подарки, но купил палас (6 туманов) и дал деньги за перемену слабой лошади у джигита (8 туманов); проводнику игдырцу Каймиу дал 14 кранов. В общем, ночлег обошелся мне в 178 кран, что при моем скромном бюджете сумма немалая. Тем не менее, все были довольны расплатой и простились мы самым дружелюбным образом и населением всего кочевья. Выступили с ночлега 25/XI 91 г. в 11^h 15^m yrpa.

В 3^h 10^m дня навстречу нам выехали до 100 всадников теифе Дееджи и Бегельня. Крайне радушно и доброжелательно приветствовали приезд «русского баяра». С нами вместе прибыли в аул в 3^h

45^m дня, причем обе таифе оспаривали честь принять меня в своих кибитках.

Отвели нам новые, прекрасно устроенные кибитки, причем моя была вся убрана коврами. Повторение радушия и гостеприимства, уже нам оказанного и раньше. Приготовили чай, принесли хлеб (простой и слоеный), сыр, масло и проч.). Приветствиям от все прибывающих посмотреть на нас, казалось, конца не будет. Пользуясь тем, что главная масса людей были на конях, я объявил, что организуются скачки, соревнование между двух таифе, и дал на призы 60 кран и 2-х купленных и зарезанных баранов. Старшинам предложил организовать эту скачку. Волнение и суета началась невообразимая, но все отхлынули на место, избранное для скачки. Скачки вполне развлекли внимание этих прирожденных всадников и доставили им полное удовлетворение. Бараны, конечно, были съедены с удовольствием.

К вечеру толпа поредела, и дали и нам возможность отдохнуть. Во время скачки одна партия скачущих направила своих лошадей слишком близко к нашей коновязи. Гулям и двое из казаков до того растерялись от вида этой мчащейся конной массы, что хотели стрелять, забыв о моем здесь же присутствии. Конные проскакали мимо, а я отчаянно выругал казаков перед всем конвоем за такое проявление слабодушия.

Вечером ко мне в кибитку пришел один из влиятельнейших старшин и сообщил следующее: