Теперь я поторопился в Киев навестить своих родных. Устроились они недурно. Мама моя терпеть не может каменных, а, особенно, многоэтажных домов – разыскали для нее (на Б. Подвальной ул., д. № 9) удобный деревянный дом с крыльцом в три ступеньки, чистым двором и небольшим садиком. В доме чистота и большой уют с нашей старинной (в полном порядке) мебелью, очень удобной, к которой наша мать привыкла. Верный друг «Попка» в своей клетке оказался в гостиной. Брат Коля вернулся из Египта, проведя там зиму, и значительно оправился.
Все мне были рады. Много рассказов и обмена впечатлениями. Мама продала свой участок земли в Херсонской губернии, и с Колей они приобрели небольшой хуторное хозяйство в Каневском уезде (Полтавской губ.), где Катя с увлечением хозяйничает, наезжая в г. Киев проведывать Маму и брата Колю. Все другие братья уже самостоятельно служили по разным местам, широко раскинувшим нас друг от друга. Переписывались редко, но все же общение между всеми нами не прерывалось. Пробыл я у матери и старшего брата Николая две недели, отдохнув душой, и помчался через Одессу на Кавказ.
В Одессе я задержался на сутки и посетил своих старых друзей, которые рады были меня видеть. Выехал из Одессы 2/VIII 90 г. на пароходе «Цесаревич» и задержался два дня в Ялте, где покупался в море. Жара в Ялте стояла ужасающая, и съезд[112]
был небольшой.В г. Тифлис через Батум я прибыл 9/VHI ночью. На следующий день, узнав, что Куропаткин через Владикавказ в одно время со мною прибыл тоже в г. Тифлис, я к нему явился. Он, по-видимому, уже поговорил с начальником штаба г[енерал]-л[ейтенантом] Троцким и др. чинами штаба о вопросах, касающихся вверенной ему области, предложил мне прежде всего закончить возложенные на меня кавказским начальством работы, а затем уже только ехать в Асхабад.
Вследствие этого, я вынужден был самое жаркое и скверное время провести в городе у себя в комнате на старой своей квартире, изнывая от жары. Работа днем поэтому вяло продвигалась вперед. Мое штабное начальство предложило мне переселиться на дачное место штаба (в Коджоры), где (на большой высоте) не жарко и дышится легче, но я отказался, сердечно поблагодарив: там помещение неудобное и неуютное, а главное, слишком много развлекаются; мне же забирать все мои материалы и отдаляться от штабной типографии было и трудно, и вредно для скорого окончания дела. Кавказское начальство доброжелательно примирилось с моим уходом, учитывая общность не только не только военных, но и административных интересов Закаспия и Кавказа, особенно в военное время. Даже научно-военные исследования в Закаспии издавались часто на средства и в типографии кавказского штаба в Тифлисе. Я же никому поперек дороги не становился и ничем никому своим уходом не мешал. В обществе мои друзья сожалели о моем уходе.
Сильная жара в самом Тифлисе поразогнала публику, так что даже в летнем помещении клуба бывало очень мало народа не только в будни, но и в праздники. Однако, однажды я встретил в «Кружке» на веранде большое общество, собравшееся ужинать. Это был старый заслуженный полковник Линевич[113]
, командовавший на Кавказе Ширванским полком и теперь назначенный в Закаспийский край командовать 2й стрелковой бригадой в г. Мер-ве. Туда он и направлялся со своей семьей (сын, четыре дочери, из которых старшая замужем за инженером), и друзья устроили ему в «Кружке» ужин. Я счел долгом представиться Н.П. Линевичу как будущий сослуживец. Старик сердечно пожал мне руку и представил своей семье и друзьям.