– Чего надо? – крикнула девочка, услышав мой тихий стук.
– Открой, пожалуйста, – ласково попросила я.
– Ну, входи, – без особого восторга разрешила Юля.
Я вошла.
– Посиди, я сейчас выйду! – крикнула Юля из туалета.
Я быстро осмотрела комнату. Пейзаж подтверждал мои самые плохие предположения. Кровать смята, скомканное покрывало валяется на полу, подушки разбросаны, на полу у тумбочки лежит тонкая полоска ярко-синего цвета. Извините, но я знаю, что это – обрывок от упаковки с презервативом. Геннадий Петрович совершил ошибку, которую довольно часто допускают мужчины. Он вскрыл пакетик, использовал резинку, потом выбросил и упаковку, и гондон, но оставил оторванный в спешке край фольги.
Откуда мне известно про презервативы? Я до сих пор не встретила своего мачо-брюнета, но у меня все же было два скоротечных романа, и я, простите за откровенность, не девушка. А еще у меня большое количество приятельниц, которые рассказывают о своих приключениях.
– Чего пришла? – спросила Юля, выходя в комнату.
Девочка только что приняла душ и сейчас, раскрасневшаяся, с тюрбаном из полотенца на голове, казалась еще более юной.
– Здесь нет Микки-Мауса, – продолжила дочь Геннадия Петровича, – можешь не искать. Я сама все перерыла!
– Юлечка, а где твоя мама? – осторожно спросила я.
– Тебе какое дело? – огрызнулась она.
– Пожалуйста, ответь, – попросила я.
– Она умерла, – спокойно сообщила Юля, – давным-давно, я ее не помню.
– Живешь с отцом? – продолжила я.
– Ага, – кивнула Юля, – нам вместе хорошо. Папа меня любит.
– У тебя есть подруги? – упорствовала я.
– На хрена этот допрос? – начала злиться школьница. – Может, еще анализ крови на сифилис сдать? Топай отсюда.
Я показала пальцем на пол:
– Ты можешь поговорить со мной об этом.
– О чем? – прикинулась она непонимающей.
– Обо всем, – твердо заявила я, – непременно помогу тебе.
Юля мастерски изобразила удивление:
– Ты того, да? Крышу снесло?
Я села в кресло.
– У нас в библиотеке полно книг, в частности, по психологии. Я учусь в институте, где готовят учителей и психологов. Преподаватели у нас хуже некуда, жуют лекции, которые читали еще при монголо-татарском нашествии. Но курс «Психологии пубертатного возраста» ведет суперский дядька. Знаешь, что он нам недавно рассказывал?
– Как сажать первоклашку на горшок, чтобы не повредить его эго? – с ехидным видом осведомилась Юля.
– Нет, – сказала я, – другое. Дети, которые подвергаются в семье насилию, в подавляющем большинстве не обращаются за помощью, никому не рассказывают о том, что творится у них дома. Почему?
– Кому охота рассказывать такую правду? – пожала плечами Юля. – Натреплешь в классе, что тебя мать за двойки крышкой от кастрюли лупит, и чего? Все потешаться будут, а учителя позлорадствуют: «Так тебе и надо! Заслужила трепку, бездельница».
– Под насилием я имела в виду не побои, – уточнила я.
Юля изобразила полнейшее изумление:
– А что? Без ужина оставили, комп отняли?
Я не успокоилась и повторила:
– Дети, которых насилуют родители, считают, что папа или мама правы, а они, малыши, очень плохие, поэтому и заслужили такой ужас. Но это неправда. Ты ни в чем не виновата!
Юля скривилась.
– Степашка, ты нюхаешь клей? Куришь веник? Употребляешь колеса?
Я набралась храбрости и указала на открытую дверь шкафа.
– Совершенно случайно, сидя в гардеробе соседнего номера, я услышала, как ты умоляла отца оставить тебя в покое, плакала, причитала, но Геннадий Петрович не ушел. В отеле плохая звукоизоляция между номерами, а ты не захлопнула створки шкафа. На полу валяется обрывок от упаковки презерватива, кровать похожа на поле сражения. Продолжать?
Юля прикусила губу, потом наклонилась, подняла ленточку фольги и убежала в туалет.
Я услышала шум воды в унитазе.
– Все в порядке, – пробормотала, возвращаясь, дочь Комарова, – зря беспокоишься.
– Вряд ли можно назвать нормальной половую связь отца с дочерью, – возмутилась я, – не надо бояться Геннадия Петровича. Тебе следует прекратить его издевательства.
Юлия странно усмехнулась.
– Он меня обожает, балует, делает подарки, исполняет любые мои капризы, ты же видела! Несется по моему первому приказу чай наливать, конфетки разворачивает. Не лезь к нам, сами разберемся.
Я потеряла дар речи, а Юля сняла с головы тюрбан, встряхнула влажными волосами и продолжила:
– Спасибо, но мне это нравится.
– Нравится, – ошарашенно повторила я, – спать с собственным отцом? Знаешь, как это называется? Инцест и растление малолетних! Ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Давно он тебя в качестве секс-игрушки использует? Не надейся, твоему отцу это преступление с рук не сойдет! Сейчас же пойду к бабушке! Ураган закончится, и мы сдадим насильника в милицию!
– Остынь, – вздохнула Юля, – я ему не дочь.
Я заморгала.
– Врешь! Покажи документы.
Она развела руками:
– У меня их нет.
– Глупая отмазка, – разозлилась я.
Юлечка села на диван и вытянула ноги.
– Обещаешь молчать? Тогда расскажу.
– Валяй, – приказала я.