Разжигая пламя

— Ты слышала, моя дорогая? Скоро я стану правителем пусть небольшого, но весьма могущественного государства. Если ты не наскучишь мне к тому времени, подарю тебе что-нибудь особенное. Например, голову твоего братца на золотом блюде… Или, наоборот, позволю вернуться к нему в Терсентум. Всё зависит от твоего стремления угодить мне, милая. Ну и от моего настроения, конечно же. Что скажешь?

Осквернённая робко кивнула.

— Ах да, без языка не очень-то и удобно отвечать, верно? Что ж, сегодня твой день, но ещё раз ляпнешь что-то невпопад — и останешься немой до конца своей жалкой жизни.

Невольница отвесила короткий поклон и прижала ладони к губам. Большие глаза заблестели от боли. Регенерация достаточно мучительный процесс, и Брутус не без удовольствия наблюдал за её страданиями.

— Кажется, я задал тебе вопрос…

— Благодарю, мой господин, — выдохнула она и снова поклонилась. — Вы очень великодушны.

— Неужели? — он иронично приподнял бровь.

— Я сделаю всё, чтобы вы были довольны мной.

Брутус удовлетворённо хмыкнул:

— Можешь начинать прямо сейчас, дорогая.

Осквернённая коснулась плеча и, щёлкнув застёжкой на платье, обнажила грудь. Он со скучающим видом наблюдал, как твердеют её соски от холода. Камин ещё не успел достаточно прогреть спальню.

— Избавься от всего этого, — Брутус указал на ссадины на плечах. — Я хочу начать с чистого листа. И на ногах тоже, пожалуй.

— Да, мой господин.

Глубокие порезы на коже стремительно затягивались, синяки мгновенно пожелтели и вскоре исчезли. Остались лишь старые шрамы, которые Брутус не позволил вовремя заживить. Теперь они будут с ней до самой смерти.

Он приблизился к прикроватной тумбе, на которой дожидались кандалы. Проведя пальцем по шипам на внутренней стороне оков, обыденными движениями он закрепил цепи на кольцах в перекладинах и повернулся к осквернённой. Поняв без слов, что от неё требуется, невольница сняла украшения, скрывающие шрамы, и покорно подошла к ожидающему её господину.

Звонко щёлкнули стальные браслеты, шипы вонзились в нежную плоть. Брутус медленно повернул рычаг на кандалах, с наслаждением наблюдая, как сталь окрашивается алым.

Рабыня не издала ни звука. За это он ещё несколько раз прокрутил рычаг. Сдерживаясь, она стиснула зубы, но из груди всё же вырвался едва слышный стон.

— Превосходно! — хрипло проговорил он и грубо сорвал с неё платье, приспущенное до бёдер.

Каждое резкое движение вынуждало её стонать от боли, и это было именно то, что сейчас ему хотелось услышать.

Брутус провёл ладонью по идеально гладкой спине, не тронутой шрамами.

— Ты безупречна, — прошептал он ей на ухо и извлёк из ножен кинжал. — Сегодня особенный день. Хочу, чтобы ты чаще напоминала мне о нём.

Остриё коснулось спины и медленно поползло вниз, рассекая бархатную кожу. Брутус старательно выводил букву за буквой: ровные, строгие, без изыска, но чтобы радовали глаз. Каждую линию прочерчивал дважды, то и дело отступая на шаг и любуясь своей работой. Кровь стекала по пояснице к ногам, тягучими каплями падала на пол, скапливаясь в лужу, но это его не заботило: металлический запах только ещё больше возбуждал.

Осквернённая тяжело стонала, вздрагивала от каждого прикосновения стали, но стойко терпела, боясь разозлить своего хозяина резким движением или вскриком.

Наконец справившись с последней буквой, Брутус отошёл подальше и, положив ладонь на подбородок, придирчиво осмотрел результат, как художник осматривает свой новый шедевр. Удовлетворённо кивнув, он вернулся к жертве и провёл рукой по окровавленному бедру.

Возбуждение, испытываемое им всё это время, достигло апогея, и он суетливо расстегнул ремень и приспустил брюки. Осквернённая сдавленно вскрикнула, когда он рывком вошёл в неё. Горячая кровь стекала с его живота всё ниже и ниже, вызывая новые ощущения, наслаждаться которыми можно было бесконечно. Намотав на кулак собранные в хвост волосы, он толчками погружался в неё, другой рукой поглаживая порезы, складывающиеся в долгожданное и манящее слово «НЕЗАВИСИМОСТЬ».

— Тебе нравится? — стоны рабыни заводили его ещё больше.

— Да, мой господин, — голос слабый, безжизненный.

— А так? — он вошёл до упора, впившись пальцами в кровоточащие раны.

В этот раз оргазм был долгий, сильный, глубокий. Его тело сотрясла крупная дрожь, из груди вырвался громкий стон.

Осквернённая уже теряла сознание, кисти в кандалах безвольно обвисли.

— Не смей! — предупредил он, дёрнув её голову на себя.

Она тяжело задышала, бледное лицо покрылось испариной. Кровь мгновенно остановилась, края ран стали стремительно затягиваться.

— Достаточно, — прервал он процесс. — Шрамы должны остаться.

— Да, господин.

— И всё же под своим братцем ты стонала намного охотнее, — Брутус улыбнулся уголком губ. — Как он тебе? Неужели хорош? Говорят, нельзя быть лучшим во всём.

Невольница с силой дёрнула руку, цепь со звоном натянулась. Даже боль не смогла сдержать её ярости, и это ещё более забавляло Брутуса.