Реактивный прорыв Сталина

Как отмечает А. Медведь, в качественном и количественном плане успехи советских ракетостроителей в 50-е годы выглядели гораздо более впечатляющими, нежели достижения самолетостроителей. На фоне возрастающих трудностей с созданием тяжелых бомбардировщиков, сопряженных с разработкой дорогостоящих экономичных двигателей, сложного радиоэлектронного оборудования и не менее хитроумного вооружения, быстрые темпы совершенствования ракет, к тому же относительно недорогих по сравнению с пилотируемыми машинами, не могли пройти незамеченными[672].

Стоит подчеркнуть, что зенитные ракетные комплексы в то время проходили зачаточный период развития и не были в состоянии перехватывать боеголовки стратегических баллистических ракет, тем более оснащенных средствами прорыва ПРО. Меч в очередной раз оказался эффективнее щита. Это поняли не только ученые и военные. Это стало очевидным и для политиков, способных изменять направление финансовых потоков и интеллектуальных усилий многотысячных коллективов разработчиков боевой техники.

Выступая на сессии Верховного Совета СССР 14 января 1959 г., Н.С. Хрущев впервые во всеуслышание заявил, что именно баллистические ракеты должны занять центральное место в военной стратегии и стать решающим фактором как в европейских войнах, так и в войне с участием сверхдержав. Отныне начало всеобщей ядерной войны стало ассоциироваться с массированным ракетным ударом, отразить который было невероятно сложно[673].

Те положения, которые были озвучены для всего мира в 1959 году, еще за два года до этого стали «головной болью» для главкома ВВС К.А. Вершинина. Главный маршал авиации, само звание которого предполагало расстановку приоритетов в отношении боевых самолетов и ракет, «плавно дрейфовал» в сторону все большего признания роли последних. Правда, постоянно настаивая на том, что «все летающее должно принадлежать ВВС». Например, в ходе «обмена мнениями» в Президиуме ЦК КПСС, имевшего место в ноябре 1957 г., вскоре после запуска первого спутника, он предлагал «иметь в составе ВВС:

– межконтинентальные и дальние баллистические ракеты и крылатые ракеты класса «земля – земля»;

– межконтинентальные и дальние самолеты-снаряды класса «воздух – земля», «воздух – корабль» в комплексе с самолетами-носителями этих снарядов;

– реактивные снаряды «воздух – воздух»;

– стратегические и дальние бомбардировщики, в том числе и носители самолетов-снарядов… »[674]

Количество самолетов в Дальней авиации к концу 1962 года главком ВВС предлагал довести до 1640 единиц, в том числе 500 стратегических бомбардировщиков. Распределение задач по поражению целей противника ему виделось таким: 30 % – баллистические ракеты, 30 % –

самолеты-снаряды, а остальное – бомбардировщики[675].

В январе 1958 г. позиция главкома под давлением «мнения, сложившегося в ЦК КПСС», была существенно скорректирована. Скрепя сердце он был вынужден предложить Президиуму ЦК КПСС полностью отказаться от стратегических и дальних самолетов, вооруженных свободнопадающими бомбами. Ставка отныне делалась на носители самолетов-снарядов, а также на баллистические и крылатые ракеты наземного базирования[676].

Но не только воздействие со стороны высшего руководства страны было тому причиной.