Реализация

— Пф! — Горгуль не разделял ни удивления демона, ни веселья оборотня. — Может, Азазель ещё в прошлой жизни казался себе вполне привлекательным с усами. Вот они у него и остались после реализации.

Талик не страдал отсутствием воображения, но как ни старался, образ рыжеусого демона рождаться не хотел.

Баська многозначительно указал пальцем куда-то в потолок и изрёк:

— Вот! Похож, значит. На таракана.

— Что-то общее есть. — Вставила Гелла и глупо хихикнула.

— Сочувствую, — гномыш кивнул Потапченко. — Я бы после такого тоже… того… Вот, тут есть эта… детская литература. Всем попаданам обязательно в детстве читают. Родители. — Потапченко скривился, догадываясь, о какой литературе речь, но Баська неумолимо продолжал: — Корней Чуковский. «Тараканище». Вот тут прям с самого начала. «Ехали медведи на велосипеде. А за ними кот задом наперёд. А за ним комарики на воздушном шарике. А за ними раки на хромой собаке…»

— Не понял! — Вдруг перебил его эльф. — На каком транспорте ехал задом наперёд кот, и как можно ехать на воздушном шарике? Басир, проверь, может быть комарики всё-таки летели?

Похоже, остроухий совсем не интересовался детской литературой, и в этой области у него познания отсутствовали. Талик умилился. Наивный какой! Подумаешь «ехали-летели»! Дедушка Чуковский ещё и не такое загибал.

— Неа… — Баська для верности заглянул в планшетку. — Тут и про «комарики ехали» нету.

— Но при перечислении, — заспорил эльф, — получается…

Талик решил вмешаться.

— Получается рифма.

— Но смысл! — Не унимался остроухий.

— Смысл тут дальше будет, — гнул свою линию Баська. — Вот: «Волки на кобыле. Львы в автомобиле. Зайчики в трамвайчике. Жаба на метле. Едут и смеются, пряники жуют. Вдруг из подворотни страшный великан. Рыжий и усатый та-рра-кан». — Гномыш разошёлся и стал читать с жутким подвывом: — «Таракан, таракан, тараканище! Он рычит и кричит, и усами шевелит: „Погодите, не спешите, я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую!“» — Басир обвёл аудиторию гордым взглядом. — Детская травма. У него, — подытожил любитель классики и для верности указал пальцем на мага-клопомора.

Потапченко трясло. Эльф застыл с отвисшей челюстью. Гелла мечтательно закатила глаза и проворковала томным голосом:

— Знатно дядька гнал. Забористая у него была травка. Эхх, детство золотое… — Демонесса даже убрала руку с Таликовой коленки, окунувшись в воспоминания. — «Волки от испуга скушали друг друга. А слониха вся дрожа, так и села на ежа…» Мы в детском садике наизусть учили.

— Детском, на-и-зусть!? — Переспросил по слогам остроухий.

— Вы, сударыня, пропустили «бедный крокодил жабу проглотил», — влез с поправкой Баська, чем окончательно доконал эльфа.

— Дай сюда! — Конвоир вырвал у гномыша планшетку, не дожидаясь, когда ему отдадут кладезь ценной информации. — Где это!? — Нальдо то ли пролистал, то ли промотал текст. — Куда все эти звери ехали? — Не мог успокоиться любитель логики в исполнении Шерлока Холмса. — Виталий, я тебя спрашиваю!

— Меня? — Талик не сразу понял, почему спрашивают именно его. «Ты же эксперт, — злобно прошипел подсказку демон, — знаток писательских вывихов мозга». Ну, раз «эксперт», то можно и ответить. — Какая разница куда они ехали? Образ такой. Образ активной жизни в городе зверей и насекомых.

— «А кругом курьеры, курьеры», — процитировал Баська, подтверждая его мысль словами другого классика.

Эльф внезапно успокоился и даже улыбнулся.

— Я не буду уточнять, может ли жаба питаться пряниками. Тем более — жевать их. Но почему крокодил «бедный», если он проглотил вполне откормленную жабу? — Тон остроухого и его улыбочка очень напоминали потуги психиатра наладить контакт с полным идиотом.

Бормотун не стерпел такого обращения и полез к Талику с подсказками. Пришлось ими воспользоваться и копировать поведение эльфа:

— В данном произведении автор придаёт животным антропоморфные черты. Таковые черты детям несомненно ближе и понятнее, чем сухое изложение фактов о том, чем на самом деле питаются жабы. — Не без помощи мага голос Талика прямо-таки источал елей. Эльф, казалось, пытался вникнуть в суть, никак не реагируя на откровенное передразнивание. Бормотун почувствовал себя в своей стихии: — Крокодил проглотил жабу случайно, испугавшись. О чём не мог не сожалеть. Крокодил — «бедный», поскольку испытывает душевные страдания по поводу своего невольного поступка. Образ крокодила противопоставлен в произведении Чуковского образу злобного таракана, который не испытывает ни к кому ни малейшего сострадания.

Остроухий стойко вытерпел наукообразные бредни а-ля «сочинения критика», но сдаваться не собирался.

— В чём же тогда глубинная суть образа слонихи, которая не испытывает никаких моральных терзаний по поводу безвременной кончины задавленного ею ежа? — В том же стиле продолжил разбор литературных полётов конвоир.