Реальность и мечта

Бондаренко обладал редким знанием театра, психологии актера и был по-настоящему интеллигентным человеком. Он пришел в Театр имени Вахтангова, уже отмахав изрядный путь в искусстве. Достаточно сказать, что одно время он служил директором Большого театра, поэтому отлично понимал, что быть хорошим театральным администратором — это тончайшая работа. В ней нельзя путать принципиальность с упрямством, а гибкий ум с беспринципностью. Воля не должна перерастать в самодурство, а репертуарную политику не стоит превращать в яростную погоню за нужной темой. А чего стоят взаимоотношения с актерами! Это же целая наука, где надо сочетать честность в оценке труда актера с предвидением его дальнейшего творческого пути, где надо учитывать множество противоречивых интересов и при этом не злоупотреблять собственными пристрастиями. Директор должен любить актера, понимать зависимость его положения в театре, а также сознавать, что не тот главный в театре, кто принимает спектакль, а тот, кто готовит его. Директорская должность хитроумная, по-настоящему сложная и трудная. Редко-редко встречается такой директор, который сочетает в себе профессиональную принципиальность с внимательностью и добротой. А вот Бондаренко был таким руководителем. Остроплечий человек, не выпускавший изо рта мундштук с сигаретой, деятельный, резковатый, всегда определенный в оценках, гибкий и хитрый, если это надо, и благожелательный. Уже много лет прошло после его смерти, но остроязыкие и обидчивые актеры, все без исключения в старшем поколении из тех, кто знал Федора Пименовича, вспоминают добрым словом этого умницу и замечательного знатока театра. Именно с ним связан один эпизод, который сыграл в моей творческой судьбе благоприятную роль.

Дело в том, что Бондаренко кроме основной своей работы иногда занимался режиссурой. Худсовету Вахтанговского театра он предложил поставить спектакль «Русский лес», который прежде инсценировал вместе с Леонидом Леоновым. Предложение было одобрено, и Бондаренко приступил к работе. При распределении ролей он назначил меня на главную роль Вихрова. И одновременно я был утвержден на роль Бахи- рева. Эта работа была заманчивой, интересной, но театр есть театр. В то время актеры театра снимались в кино только в свободное от репертуара время, то есть приноравливались к жесткому театральному расписанию. Но всего не охватишь, и часто бывало невозможно совместить одно с другим. Вот и с Бахиревым получался сложный расклад. «Нет, не отпустит меня Федор Пименович, да еще со своей первой режиссерской работы в театре» — так думал я, направляясь к нему в кабинет для тяжелого разговора, чтобы отказаться от участия в постановке «Русского леса». Бондаренко выслушал, устало посмотрел мне в глаза и проговорил: «Ну что ж, я понимаю. Наверное, такую работу в кино не стоит упускать». Ох, не каждый режиссер пойдет на такой шаг ради актера, да еще в ущерб себе! Шаг редкостный, свидетельствующий о большом доброжелательстве этого человека.

Тот, кто прожил в театре жизнь, отлично понимает изменчивость актерской профессии и неповторимость удачного стечения обстоятельств. Федор Пименович разрешил спорную ситуацию в пользу молодого актера. Поэтому никогда не забуду этот короткий разговор, после которого я вышел даже не столько обрадованным, сколько изумленным столь справедливым подходом к актерской судьбе.

…Приступив к съемкам «Битвы в пути», режиссер картины Владимир Павлович Басов создал на площадке замечательную творческую атмосферу. Он превосходно знал тонкости кинопроизводства, и работать с ним было большим удовольствием. Точное видение цели, безупречный такт на репетициях в отношении подчиненных, умение вселить в актера веру в свои силы, да и обыкновенные товарищеские отношения, которые сложились в период работы, многое решили во время съемок.

Роль давалась мне тяжело. Я поначалу не верил себе, стеснялся своей непохожести на Бахирева. Пыжился даже, старался казаться выше, шире, больше. Для этого ходил в башмаках на толстой подошве, носил просторный, расширяющий меня пиджак, задыхался от постоянно торчащей во рту трубки, но продолжал дымить, чтобы хоть этим быть похожим на книжного героя. Это ощущение неполноценности долго меня преследовало, пока Басов в убедительной манере не объяснил мне, что важна прежде всего правда внутренней жизни этого незаурядного человека, что надо бояться лишь любых отклонений от нее. Басов даже показал мне отснятый материал, и в нем я увидел некоторые сдвиги к лучшему, что придало мне недостающей уверенности.