Реальность и мечта

Монологи, этот откровенно театральный прием, были перенесены из пьесы в условия кино и требовали предельной правды. Естественные и привычные в театре, они могут оказаться неестественными и фальшивыми на экране. Там же крупный план, где малейшая ложь, неверная мимика выдают актера с головой. И долго мы бились над тем, чтобы чужеродный для кино прием обрел искренность, и выразительность, и, главное, право на жизнь.

Вообще это была во многих отношениях необычная картина. Начать с того, что работу над пьесой «Без свидетелей» мы начали… в театре.

Дело было так. Как-то, пробегая по бесконечным коридорам «Мосфильма», я столкнулся с Никитой Михалковым, и он мне: «Как жизнь?» — «Ничего». — «Что делаете сейчас?» — «Снимаюсь». — «А в театре?» — «Играю, ищу пьесу». — «А я мечтаю поставить спектакль в театре. Хорошо бы в вашем театре, я ведь начинал в Щукинском училище!» — «Неплохо было бы». На том и разбежались.

Прошло время, и как-то в журнале «Театр» я прочел пьесу Софьи Прокофьевой «Без свидетелей». Она показалась мне интересной, и я, вспомнив о нашем случайном разговоре с Михалковым, позвонил ему. Он, в свою очередь, прочитав пьесу, согласился ставить спектакль, и мы приступили к репетициям. Репетировали упорно и почему-то нескладно. Но однажды Никита пришел в театр необычайно взволнованный и напряженный. «Дело в том, что мне предложили снять фильм по этой пьесе. Два актера, одна декорация. У студии остались деньги. Думаю, мы сможем. А главное, есть возможность и фильм снять, и спектакль сделать. И может быть, одновременно выпустить. Представляете себе, как это заманчиво?»

Только скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Сценарий очень долго утверждали, ушли сроки, и когда в театре узнали, что мы собираемся еще и фильм снимать по пьесе, то возникла обида, мол, непатриотично это и неэтично. В результате разногласий спектакль так и не вышел на сцену. А картину мы продолжали снимать в надежде заглушить горечь театральной ссоры усиленной работой.

; i Сложнейшей проблемой для съемок стала одна декорация, притом декорация очень скупая, в которой движутся лишь два персонажа. Ну что можно найти интересного в квартирке с двумя смежными комнатами и совмещенным санузлом? Оператор Павел Лебешев, художник Александр Адабашьян и сам Никита Михалков проявляли прямо-таки виртуозную изворотливость, чтобы в четырех типовых стенах найти новый ракурс, неожиданный угол зрения. И надо сказать, что с этой задачей они справились на удивление изобретательно и виртуозно. Сняли. Картина вышла.

И тут началась редкостная разноголосица оценок! Некоторые зрители писали, что правильно мы сделали, изобразив в одной из ролей мерзавца и подонка. Какая-то женщина даже написала, что это живой портрет ее бывшего мужа. Но большинство писем, которые я получил, были полны злобы и несогласия. Характерно, что оценки больше относились не к роли, а к исполнителю. Содержание писем было примерно следующим: «Как вы, Ульянов, смели играть такого подлеца. Вот теперь вы открылись во всей своей красе и сущности!» И тому подобное…

Любого человека оскорбления выводят из равновесия. В течение своей жизни мне не раз приходилось незаслуженно получать их, тем более что моя профессия публична и, к сожалению, способствует этому, но привыкнуть к гадости невозможно. В ответ опускаться до низости нельзя, однако некоторые разъяснения по поводу подобных посланий совсем не хочется, — а приходится давать. Это не в защиту собственного «я», это для уяснения вопроса, что смеет, а чего не смеет делать актер. Да, поговорить более или менее обстоятельно о взаимоотношениях актера со зрителями, взвесить справедливость их оценок и пристрастность, разобраться в их суждениях, то серьезных и доказательных, а то скоропалительных, необходимо. И ниже я посвящу этому вопросу целую главу.

Одна из моих горьких и странных работ — главная роль в фильме «Егор Булычов и другие». Иногда мне кажется, что не было такой картины, не было мучительных поисков своего пути в создании этого характера, не было той предельной усталости, которую я ощущал во время съемок, потому что съемки совпали с выпуском в Театре имени Вахтангова спектакля «Антоний и Клеопатра». Остались только недоумение и обида.

Я уже не раз отмечал, что актера сковывает множество обстоятельств. Но когда видишь причину провала или зрительское не-* понимание твоего замысла, то в этой ясности есть хоть адрес; по которому можно направить свой гнев, свою боль или свое согласие с критикой.