Ребенок в мире Эроса

Все это так, но у "детского тела" человечества есть и другая сторона. Оно слабо, но в этой слабости и податливости заключена огромная мощь и способность к адаптации. Оно в состоянии, подобно весенней травке, пробивать толщу напластований истории и искать новые горизонты в мире неопределенностей. В нем заключена еще неисчерпанная сила формообразования, связанная с симбиозом человека с другими живыми и неживыми объектами Вселенной. «Болея» детскими болезнями, оно накапливает потенциал социально-психологического иммунитета ко злу и насилию, невежеству и жестокости. Исчерпав логику классического рационализма, оно стало обращаться к интуитивным решениям ребенка, видящего мост там, где взрослый видит только пропасть. Это особенно важно в аспекте взаимосвязи телесности и духовности в процессе становления «Я» у ребенка. Проблематика духовности является одной из самых дискуссионных сфер гуманитарного знания, особенно в гендерном аспекте. Традиционно мальчик и мужчина являли собой воплощенное аполлоническое начало, светлое и одухотворенное, а девочка и женщина были средоточием темных, хтонических сил. Бесполый ангел всегда представлялся в мужском облике, а основная “метафора” женщины — это тайна, скрытое. В то же время как современное осмысление андрогинности по мнению Камиллы Палья состоит в том, что «мужчины должны быть женоподобными, а женщины могут быть такими, какими им хочется быть»28.

Непознаваемость внутреннего мира женщины стала уже расхожим выражением, а современный феминизм добавил сюда тезис о том, что «эротическая жизнь лесбиянок — закрытая комната, в которую мужчине не проникнуть»29. Отсюда вытекают возможные модели женской духовности которых Хильда Хайн выделила 4, начиная от аристотелевского тезиса, что дух соотносится с материей как мужчина с женщиной и до концепции духовного превосходства женщины в современном феминизме30. Сама она полагает считать критерием духовности уровень свободы, а детей «парадигмальным духовным продуктом» (там же, с.359). Поскольку в его производстве участвуют и мужчина и женщина, то бессмысленно спорить о примате той или иной духовности. Однако, ситуация не так проста, поскольку за редкими исключениями ребенок любого пола видит перед собой прежде всего властную женщину, от которой полностью зависит его существование. Амбивалентность взаимоотношений матери и ребенка стала сквозной темой психоанализа ХХ века и вряд ли эта проблема получит когда-нибудь удовлетворяющее всех решение. Если с телесной наследственностью наука ХХI века научилась работать, модифицируя ее в нужной направленности, то тайна пробуждения душевных качеств и духовных потенций ребенка остается пока в значительной степени неразгаданной. Речь не идет о модификации поведения, «зомбировании» с помощью методик НЛП, воздействии наркотиков и психотропов и т. п. Дело в том, что вопросы, мучившие З.Фрейда сто лет назад не утратили своей актуальности, хотя данные им ответы оказались не всегда адекватными реальности, особенно конца ХХ — начала ХХI века. Как хорошо выразилась К. Палья «У каждого из нас свое инцестуозное созвездие личин сексуальности, которые мы носим с детства до могилы и которые определяют, кого и как любим или ненавидим». (Цит. соч. с.15)

Императивность, принудительность, связанность с природными силами и стихиями, наконец властность характеризуют человеческую сексуальность и поэтому абсолютно легкой, недемонической эротики видимо не бывает в реальности. Сексуальная свобода, особенно для женщины парадоксальна по своей природе и миф североамериканских индейцев о “зубастой вагине” произведший большое впечатление на З. Фрейда, сейчас актуален как никогда. О “зверином оскале” современного феминизма пишет например публицист А.П.Никонов, усматривая корень проблемы в противоречиях истинного пола и “деланного” (т. е. гендерного) и вытекающего из него тезиса, что во всем виноват всегда только мужчина как потенциальный насильник31.