Ребёнок от босса

Губы трогает легкая задумчивая улыбка, а ведь когда-то мне казалась такая разница в возрасте настоящей пропастью.

Слышу негромкое бормотание так похожее на молитву. Должно быть, мама боялась услышать другую цифру, намного внушительнее, озвученной. Папа тоже партизан, — по-доброму негодую, — мог бы и рассказать, что Максим у меня молодой и в старики уж точно ему рано записываться.

— Когда я уже поговорю со своим будущим зятем? — не унимается мама, но, по крайней мере, в ее голосе уже не слышится настороженных нот. Скорее всего, она решила, что восемь лет — вполне себе приемлемая разница. — Может, передашь трубочку, поздороваться?

Машу головой в отрицательном жесте, но, когда понимаю, что она не может это видеть, спохватившись, зажимаю сильнее трубку между щекой и плечом, отвечаю:

— Максим на работе, так что… разговор откладывается, — Ладно, мамуль, целую, папке привет! — решаю закончить разговор, что и так длится без малого сорок минут.

Я уже хочу положить трубку, как слышу мамин тяжёлый вздох:

— Не могу поверить, что моя маленькая девочка выросла, — в ее голосе звучат явные нотки грусти и какой-то щемящей ностальгии. — Вот, сама скоро станешь женой и матерью…

После этой фразы телефонный разговор затягивается ещё на добрых полчаса.

Беседа оставляет тёплое приятное послевкусие, и я понимаю, как сильно соскучилась по нежным рукам мамы.

Переложив длинные тонкие кусочки мяса в сковородку, которую, между прочим, нашла с огромным трудом, добавляю небольшое количество оливкового масла. На сильном огне мясо шкварчит, заполняя обеденную зону умопомрачительным ароматом. Быстро распечатав бумажный пакет с мукой, отмеряю нужное количество для подливы. Чихнув, провожу по кончику носа рукой, испачканной в муке.

— М-м-м, детка, чем так вкусно пахнет?

Вздрагиваю, оборачиваясь. Максим, как всегда, подобрался ко мне совершенно бесшумно.

Синие глаза горят озорным огоньком, хриплый смех ласкает мой слух.

— Ты испачкалась в муке, — почти невесомо смахивает оставшиеся следы муки с моего носа и щеки. — Вот так, — улыбается своей неподражаемой улыбкой, заставляя мое глупое сердечко трепыхаться, как хрупкие крылья мотылька, так опасно посмевшего подлететь к танцующему пламени открытого огня.

Это мой мужчина! Мой будущий муж… отец моего ребёнка. Кажется, в это мгновение я завидую самой себе.

Смущённо поправляю выбившуюся прядь возле виска и непроизвольно разглядываю любимого: синяя рубашка, чёрные брюки кэжуал, тёмные ботинки. Строго, но, тем не менее, так стильно, ничего лишнего. Даже часы на его запястье именитого бренда, будто подобраны специально к этому ансамблю непревзойденного имиджа.

— Люблю тебя, — смотрит в глаза пристально, словно заглядывая в самую душу. Отвечаю на признание Максима нежной загадочной улыбкой — не дать, ни взять настоящая Мона Лиза. Моего мужчину не так просто смутить, синие глаза пронзают насквозь, заставляя на мгновение забыть, как дышать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— А ты?

Глава 13

Садулаев не из тех, кто будет жить догадками и терпеливо ждать погоды у моря. Он настойчив и непоколебим.

Отвечаю еле слышное:

— Угу.

Но, похоже, Максиму этого достаточно, он вполне доволен моим ответом.

— Так чем так вкусно пахнет? — повторяет вопрос Садулаев

— Гуляш с гречкой.

Меня распирает гордость, уже лишь только от одной небольшой похвалы из уст любимого.

Максим задумчиво смотрит на меня, а затем расплывается в доброй искренней улыбке.

— Даже не предполагал, что из стейка «миньон» можно сделать гуляш, — широкие плечи Максима начинают трястись от еле сдерживаемого смеха.

Вспыхиваю, понимая, что сделала что-то не то. Кажется, я испортила вырезку, предназначенную исключительно для стейков…

— Я, — лепечу растерянно, — не знала, что это…

Максим притягивает меня к себе, буквально впечатывая в твёрдую грудь.

— Брось, детка, — останавливает поток моей бессвязной речи. — Я же сказал: ты здесь хозяйка. Если ты даже посчитаешь нужным приготовить варенье из красной икры, значит быть тому.

Обиженно соплю, все ещё ощущая лёгкие вибрации, исходящие от его груди. Смешно ему, я тут может от всей души!

— Ну, прости, любимая! — кается Максим, сдерживая смех. — Я быстро в душ, а затем рассчитываю попробовать самый лучший в мире гуляш из мраморной говядины.

Несмелая улыбка трогает кончики моих губ. И, правда, смешно!

Моя улыбка странным образом влияет на Максима.

— Ты самое лучше, что произошло в моей жизни.

Эти слова, будто виниловая пластинка на повторе крутятся в голове, даже когда Максим скрывается в коридоре, направляясь в ванную комнату. Подбираю небрежно брошенный Максимом пиджак и несу его в комнату. Чтобы хоть как-то отвлечься от захвативших эмоций, спешу к плите, хочется все успеть к приходу любимого.