- А на каком спектакле? – зажигается во мне профессиональный интерес. — Это моя мечта - побывать в Большом театре!
Не могу сдержать эмоций, даже пальцы поддергиваются в нетерпении.
Заметив, как горят восторгом мои глаза, Максим едва заметно улыбается.
Я решаю скромно промолчать о том, что готова отдать почти все, чтобы кружить в танце по переливающейся в свете софитов сцене столицы. Буквально горю, с интересом слушая подробности о легендарном спектакле «Раймонда».
— Когда Ангелина вошла в дом, - мама Максима поддерживает тему, делясь впечатлениями со старшим сыном и мужем, - я сразу подумала, что она словно прелестная фарфоровая статуэтка балерины, – Динара с доброй улыбкой качает головой. – Максим в детстве постоянно пытался достать мои коллекционные фигурки. Одну даже разбил. Негодник! И вот, через двадцать шесть лет все же получил желаемое.
Улыбаюсь безобидной шутке хозяйки дома. Так и есть – Максим буквально взял мою любовь и невинность штурмом, не смотря на все преграды. Боковым зрением замечаю движение в той стороне, где сидит Мансур Шамилевич, и непроизвольно поворачиваюсь в его сторону.
Губы мужчины сурово поджаты. Он наполняет изящную тарелку жены густым красно-бордовым острмы соусом. Отец Макса тянется к моей тарелке, но сын его опережает. Он кладет ладонь поверх ркем, останавливая отца.
- Не надо, – резкий голос любимого отвлекает от беседы всех присутствующих. – Ангелине нельзя.
Мансур удивленно смотрит на сына и оскорбленно цедит:
— Фирменный Чили - соус лучший в Абрау.
Я знаю правду, как и Максим. Дело совсем не в сорте, и аромате. Ярко вспыхиваю. Причина в том, кого я ношу под сердцем… Мое лицо более, чем красноречиво, да и защитный жест ладони к животу не остается не замеченным Садулаевыми.
- Моя девочка! – восклицает шокированно Динара. Из ее темных глаз брызжут слезы… счастья?
Я пугаюсь столь эмоциональной реакции женщины, но когда вижу, как ее губы мелко дрожат, складываясь в радостную улыбку, не могу сдержать ответных эмоций.
– Какое счастье, Мансур! У нас будет внук!
Я боюсь смотреть в сторону старшего Садулаева. Я напряжена, словно комок нервов. Готова ко всему: любым обвинениям, даже отрицаниям свершившегося факта.
- Поздравлю, брат! - Давид впервые улыбается, и я удивляюсь тому, как же к лицу улыбка молодому человеку.
В черных глазах вспыхивает миллиард янтарных искр, делая взгляд более мягким. Строгая линия рта расслабляется, и старший брат больше не смотрит на младшего волком. Он и правда от всей души рад за Максима. Между ними словно обрушилась стена отчужденности. Что же могло стать камнем преткновения между двумя такими близкими людьми?
— Это правда? Будет внук? – голос отца Максима дрожит на последнем слове. Мужчина словно пробует каково это - произносить вслух новое для него слово.
Я же не могу заставить себя поднять взгляд. Даже не думала, что такая трусиха! Смотрю как дурочка на скомканную в своих руках белую салфетку. Силы мне придает лишь теплая рука Максима, что по-собственнически покоится на моем животе. Любимый будто закрывает от любопытных, радостных и удивленных глаз родных то самое ценное, что может подарить женщина своему мужчине.
- Да, правда, - с расстановкой отвечает он. - Ребенок родится в феврале, - в голосе Максима звучит ничем не прикрытая гордость.
— Это все меняет! – голос Мансура Шамилевича твердый и уверенный.
Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с хозяином дома. В них больше нет жесткости и оскорбляющего меня подозрения в любви к большим деньгам. Надеюсь, что он понял все насчёт меня. Все, что мне нужно от Садулаева Мансура Шамилевича – это любовь его младшего сына.
Ужин проходит более чем хорошо. Я больше не чувствую себя, как сапёр на минном поле, даже умудряюсь перекинуться парочкой шуток с главой дома.
«Он не так уж и плох», - посещает меня запоздалая мысль, после чего приходит раскаяние.
Должно быть, с академией произошло какое-то недоразумение, и
Садулаев-старший вовсе не имел к этому никакого отношения. Впрочем, все уже давно улажено. Провожаю взглядом поднимающихся из-за стона мужчин.
— Дамы, мы вас не надолго покинем, – извиняется Мансур, прикладывая руку к сердцу. Ну, прямо как истинный джентльмен! — мужской разговор! поэтому прошу прощения. Дамир, Максим… – добавляет он, поворачиваясь к нам спиной и направляясь в сторону мансарды.
Он ни секунды не сомневается, что сыновья последуют за ним.
Максим неохотно поднимается из-за стола.
- Детка, перекинусь с Давидом парой слов, – смотрит на брата с непонятным для меня намёком. - Давно не виделись.
— Да, конечно, любимый, – первый раз обращаюсь так к Максиму. Губы дрожат, когда вспоминаю, как совсем недавно назвала его «Заей».
Максим наклоняется и нежным жестом заправляет светлую прядь волос мне за ухо.
— Мне нравится. Это гораздо лучше, детка.
Он уходит, а я продолжаю улыбаться, даже не замечая понимающего взгляда хозяйки дома.