(XVIII) Нет, она не простила, поверь мне. Или ты, быть может, думаешь, что ты прощен, так как судьи отпустили тебя обобранным, оправданным по их приговору и осужденным по всеобщему приговору, или так как ты не лишился зрения, чем, как принято думать, карается нарушение этого запрета? (38) Но какой мужчина до тебя преднамеренно присутствовал при совершении этих священнодействий? Поэтому разве кто-нибудь может знать о наказании, какое последует за этим преступлением? Или слепота глаз повредила бы тебе больше, чем слепота разврата? Ты не понимаешь даже того, что ты должен скорее желать незрячих глаз своего прапрадеда[1955]
, чем горящих глаз своей сестры? Вдумайся в это и ты, право, поймешь, что тебя до сего времени минует кара со стороны людей, а не богов. Ведь это люди защитили тебя, совершившего гнуснейшее дело; это люди тебя, подлейшего и зловреднейшего человека, восхвалили; это люди оправдали тебя, уже почти сознавшегося в своем преступлении; это у людей не вызвала скорби беззаконность твоего блудодеяния, которым ты их оскорбил[1956]; это люди дали тебе оружие, одни — против меня, другие впоследствии — против знаменитого непобедимого гражданина[1957]; от людей тебе уже нечего добиваться бо́льших милостей — это я признаю. (39) Что касается бессмертных богов, то какое более тяжкое наказание, чем бешенство или безумие, могут они послать человеку? Неужели ты думаешь, что те, которых ты видишь в трагедиях и которые мучаются и погибают от раны и от боли в теле, больше прогневили бессмертных богов, чем те, кого изображают в состоянии безумия? Хорошо известные нам вопли и стоны Филоктета[1958], как они ни страшны, все же не столь жалки, как сумасшествие Афаманта[1959] и муки матереубийц, доживших до старости[1960]. Когда ты на народных сходках испускаешь крики, подобные крикам фурий, когда ты сносишь дома граждан, когда ты камнями прогоняешь с форума честнейших мужей, когда ты швыряешь пылающие факелы в дома соседей, когда ты предаешь пламени священные здания[1961], когда ты подстрекаешь рабов, когда ты прерываешь священнодействия и игры, когда ты не отличаешь жены от сестры, когда ты не понимаешь, в чью спальню ты входишь, — вот тогда ты впадаешь в исступление, тогда ты беснуешься, тогда ты и несешь кару, которая только одна бессмертными богами и назначена людям за преступление. Ведь тело наше, по слабости своей, само по себе подвержено многим случайностям; да и само оно часто от малейшей причины разрушается; но стрелы богов вонзаются в умы нечестивых. Поэтому, когда глаза твои тебя увлекают на путь всяческого преступления, ты более жалок, чем был бы, будь ты вовсе лишен глаз.