Уже в трехлетием возрасте, по словам ее историка, она обращала на себя внимание своей великой неприязнью к греху. Вся ее жизнь была не чем иным, как долгим разговором с Богом, беспрерывным и исполненным любви общением с Иисусом Христом. Она опубликовала мистическое сочинение под названием "Почитание Сердца Иисуса", давшее повод к установлению праздника Пресвятого Сердца Иисуса.
Первым заговорил о причислении ее к лику святых г-н Ланге, епископ Суассонский. Поэтому на него и обрушились первые язвительные насмешки.
Вот какие эпиграммы ходили в те времена повсюду:
Несмотря на эти и другие, подобные им, эпиграммы, святая Мария Алакок стала пользоваться широкой известностью.
Святой Алоизий ди Гонзага являл собой символ любви к человечеству; святая Мария Алакок служила символом любви к Богу.
В этот момент случай дал янсенистам грозное оружие против иезуитов.
Речь идет о необычном судебном процессе, сторонами которого выступали отец Жирар и Катрин Кадьер и который звучавшими в нем мрачными обвинениями весьма напоминал средневековые преследования колдунов и святотатцев.
Отец Жирар, которому исполнилось пятьдесят два года, был еще довольно красив для своего возраста, исполнен красноречия, елейности и той способности к чувственной проповеди, какая свойственна иезуитскому учению.
Его семья занимала видное положение во Франш-Конте; в 1718 году, после того как он объездил весь Прованс, его послали в Экс, а десятью годами позднее — в Тулон.
Именно там он и познакомился с Катрин Кадьер.
Катрин Кадьер было восемнадцать лет; она была красивой как ангел и, будучи уроженкой Прованса, пылкой и восторженной. Образцом для нее являлась святая Тереза. Почести, оказываемые Марии Алакок, помутили разум девушке, и тогда ей тоже понадобились экстазы, разговоры с Богом и общение с Иисусом.
Коль скоро ей захотелось непременно иметь видения, они у нее случились, и она поведала о них отцу Жирару, своему духовнику. То было время, когда каждый проповедник жаждал иметь собственную святую, и отец Жирар решил, что ему удалось отыскать свою. Так что он поверил в эти видения или сделал вид, что поверил в них, и таким образом побудил ее к новым безумствам. Весь Великий пост 1730 года она провела без еды, по крайней мере так это выглядело со стороны, и к концу поста оказалась настолько слаба, что не могла подняться с постели. Когда она впала в такое состояние слабости, видения у нее участились, а экстазы стали более сокровенными. Наконец однажды утром, застав ее лежащей в кровати, отец Жирар увидел, что лицо ее залито кровью. Испуганный этим зрелищем, духовный наставник стал расспрашивать свою ученицу, и та сказала ему, что эта кровь течет из раны в боку, которую нанес ей ангел, пока она спала. Отец Жирар засомневался. И тогда девушка тоном глубочайшей невинности попросила его затворить дверь и, как это сделал некогда святой Фома, взглянуть на рану собственными глазами и прикоснуться к ней собственными руками.
Несчастный иезуит полагал, что у него достанет сил противостоять искушению. Он закрыл дверь и осмотрел девушку.
Что произошло во время этой беседы с глазу на глаз и какие экстазы стали ее следствием? Именно в этом и предстояло разобраться парламенту Экса.
Отцу Жирару было предъявлено обвинение в совращении, преступной плотской связи со своей духовной дочерью, магии и колдовстве.
Десятого октября 1731 года суд своим постановлением снял с отца Жирара это обвинение, но такое решение было принято большинством всего лишь в один голос; двенадцать из двадцати пяти судей выступали за то, чтобы приговорить его к смертной казни через сожжение.
Подобный оправдательный приговор был, по существу говоря, наполовину осуждением, и потому тотчас же стали появляться эпиграммы. По нашему обыкновению приведем их образцы, но вовсе не потому, что они представляют собой какую-то ценность, а потому, что, на наш взгляд, в этих стихах, ходивших по городу, ощущается подлинный дух того времени: