Регентство. Людовик XV и его двор

На третий день в голове юного короля все стало путаться, и испуганные врачи сами начали терять голову. Гельвеций, самый молодой из них, ставший впоследствии лейб-медиком королевы, отец знаменитого Гельвеция, предложил сделать кровопускание из сосудов ноги; однако все остальные врачи стали резко возражать против этого, и Марешаль, главный хирург короля, заявил, что если во всей Франции останется лишь один ланцет, то он сломает его, чтобы королю не пускали кровь.

Регент, герцог де Вильруа, г-жа де Вантадур и герцогиня де Ла Ферте, о которой у нас только что шла речь, присутствовали на этой консультации и пребывали в отчаянии, не видя более единодушия среди тех, кто держал в своих руках жизнь короля.

И тогда пригласили городских врачей: это были господа Дюмулен, Сильва и Камиль Фальконе.

После обсуждения, длившегося несколько минут, они присоединились к мнению Гельвеция.

Однако королевские врачи стояли на своем.

— Господа, — промолвил тогда Гельвеций, видя, что у него осталось только одно средство отстоять свое мнение, — ручаетесь ли вы своей головой за жизнь короля, если ему не будет сделано кровопускание?

— Нет, — ответили врачи, — мы не можем взять на себя подобную ответственность.

— Ну а я, — заявил Гельвеций, — ручаюсь своей головой за его жизнь, если ему будет сделано кровопускание.

В голосе прославленного врача звучала такая убежденность, что регент взял слово и сказал:

— Действуйте, господин Гельвеций.

Все остальные врачи удалились, и Гельвеций, оставшись один, пустил королю кровь.

Через час лихорадка спала; к вечеру опасность миновала, и на другой день после кровопускания король поднялся с постели.

Париж, впавший перед этим в глубочайшее уныние, принялся петь и веселиться. Во всех церквах Парижа совершались торжественные молебны, и король, чудесным образом спасенный, отправился возблагодарить Господа за свое выздоровление в собор Парижской Богоматери и церковь святой Женевьевы.

Между тем настал праздник Святого Людовика.

Каждый год в этот день — и мы видим, что эта традиция сохранилась и до нашего времени, — так вот, каждый год в этот день в саду Тюильри устраивался концерт. На этот раз концерт перерос в праздничное гулянье.

Маршал де Вильруа, громче всех кричавший прежде, что король отравлен, был совершенно ошеломлен этим столпотворением, докучавшим королю, который каждую минуту прятался в какой-нибудь уголок, откуда маршал вытягивал его за руку, чтобы показать народу. В конце концов, видя что сад Тюильри и дворы Карусели забиты толпой, а все соседние крыши усеяны зеваками, маршал привел короля на балкон. Тотчас же вся эта бесчисленная толпа испустила крик «Да здравствует король!», который перекинулся на улицы и площади, обратившись в один ликующий вопль.

И тогда герцог де Вильруа, обращаясь к Людовику XV, произнес:

— Государь, вы видите перед собой всех этих людей, весь этот народ, всю эту толпу: все это принадлежит вам, все это ваше, вы властелин всего этого и можете сделать с ним все, что вам заблагорассудится.

Увы, эти опрометчивые слова воспитателя чересчур глубоко запечатлелись в сознании юного государя. Из того народа, что в 1721 году кричал «Да здравствует король!», создался народ, спустя семьдесят два года кричавший: «Долой королевскую власть!»

Тем временем в Лондоне на людях, приговоренных к смерти, был проведен опыт оспопрививания. Пятерым из них была сделана прививка, и все пятеро избежали смерти.

Но и г-н де Молеврие, посланный в Мадрид для того, что привезти орден Святого Духа новорожденному испанскому инфанту и начать переговоры о бракосочетании короля с инфантой, а принца Астурийского — с мадемуазель де Монпансье, не терял времени даром.

Четырнадцатого сентября все было решено, и на имя короля Людовика XV пришло письмо от короля Филиппа V, извещавшее не только о согласии его католического величества на этот брачный союз, но и о радости, испытываемой им по этому поводу.

Оставалось сообщить о предстоявшей женитьбе королю, которому о ней не было еще сказано ни слова и который, несмотря на свои одиннадцать лет, вряд ли был расположен жениться на трехлетней девочке.

Для этого выбрали день заседания регентского совета, чтобы новость, объявленная королю, была бы почти в то же самое время сообщена совету и больше к этому не надо было бы возвращаться.

Во время прений следовало остерегаться прежде всего герцога де Вильруа, который, будучи открытым врагом регента, несомненно должен был сделать все возможное, чтобы внушить королю неприязнь к маленькой инфанте.

Поэтому регент начал с того, что заручился поддержкой двух помощников: первого он нашел в лице герцога Бурбонского, надзиравшего за воспитанием короля, а второго — в лице епископа Фрежюсского, наставника его величества.

Герцог Бурбонский прекрасно воспринял новость, которую ему сообщили по секрету, и горячо одобрил этот брак.