Читаем Рейд на Сан и Вислу полностью

Мыкола Солдатенко довольно крякнул: — Оцэ так адъютантша! О цэ так галушки!

Дружинин поперхнулся и изо всех сил нажал под столом каблуком на мою ногу. Озорные его глаза заблестели, а я только скрипнул зубами: комиссарский каблук угодил как раз на любимую мозоль.

— Неважнецкий у тебя дипломат комиссарит, — сказал Дружинин.

Но я тоже был самого высокого мнения и о черниговских галушках, и о пышной адъютантше, хотя и досадовал на бестактность простодушного Мыколы.

В остальном все было чинно, благородно. Покушали плотно, выпили в меру, только «для сугреву».

В гостях и заночевали.

Выехали на рассвете, наспех проглотив завтрак.

После нескольких дней снегопада с Забужья потянуло гнилым ветром. Низкое аспидно–синее небо наползало на черные зубцы еловых вершин и грозилось пролиться слякотным, мелким полесским дождичком.

Когда пошли белоствольные березнячки, небо еще больше почернело, словно где–то там, на западе, в огромных чанах заваривали асфальт. Начинавшие укатываться санные дороги порыжели. Снег в лесу оседал и становился похожим на смоченную вату.

— Как бы не пришлось снова с саней переходить на телеги, — поглядывая в темень небес, хмурится Вася.

— Да, суток двое — трое потянет этот западноевропейский культурный ветерок, и поползешь по пузо в грязи, — отзывается уже освоившийся при штабе фельдшер–диверсант Сокол. Голова клячонки, на которой он едет верхом, почти тычется нам в плечи. Они с Васей Коробко трясутся впритык с санями.

— И болота еще не успело прихватить морозом, — совсем расстроился начштаба. — Ну–ка, донской казак, гони пошвыдче. Надо сегодня же в ночь двигать за Стоход.

И пока Саша Коженков нахлестывает отдохнувших лошадей, мы на ходу, среди мелькающих по бокам елей, бегущих наперегонки с березами и осинами, делимся своими впечатлениями.

— Политработа поставлена у них хорошо, — говорит Солдатенко. — В подразделениях тоже порядок. Живуть, як на казарменном положении.

— Придется тебе по ним равняться, комиссар, — подсмеивается начальник штаба.

— А что ж, правильно. Все, что полезно, переймем. Дело ясное, — соглашается Мыкола. — А по боевой и строевой части как, товарищи командиры? — вдруг ехидно подмаргивает он.

— По подрывному делу у нас тоже послабже будет, — признается Войцехович.

— Жалко, не захватили нашего инженера капитана Кальницкого, — сказал я. — Пускай бы тоже на практике поучился.

— Может быть, все же успеем послать его? — предложил Солдатенко.

— Ну, нет! Это уже упустили. Сегодня в ночь надо маршировать за Стоход.

— Мы же разведку еще не посылали? — спохватился Войцехович.

— Теперь тоже поздно.

— Так я же надеялся у федоровцев все разузнать и своих разведчиков послать только на перепроверку. А вот разведка–то у них оказалась слабовата. Даже за Стоходом не знают, что почем и какой противник. «Бандюки там», — говорят. А сколько, где и за какое место их лучше хватать — ни гу–гу. Так что погоняй, брат Коженков, погоняй. Надо будет за три — четыре часа до марша выслать своих хлопцев за Стоход.

И вдруг придержал рукой Коженкова:

— Стой. Шагом.

Резвый ход саней был сбавлен.

— Слушай, доктор. Или ты, Васек, — сказал начштаба юному подрывнику. — А то и оба. Скачите вперед. К конникам. Поднять эскадрон по тревоге. Ждать нас на западной околице села.

Через полминуты, как только ошметки талого снега полетели в кошеву саней и впереди замелькали хвосты низкорослых полесских лошадок, которым пришлось ходить под седлами фельдшера–диверсанта и его юного дружка, начштаба успокоенно вздохнул.

— Все–таки выиграем полчаса, — сказал он, поднял воротник и лег спиной к влажному, промозглому ветерку.

— Потерял сутки — сэкономишь полчаса, — съязвил Мыкола.

Ответа не последовало.

Посетовав на соседей, мы и сами начали разбираться в причинах, которые ограничили работу партизанской разведки только что оставленного соединения. Да и не только его. Там, где густо были расположены бандеровские банды, мелким группам партизан почти невозможно было работать. Хорошо зная местность, имея во всех селах свою агентуру и связь, бандиты ловко и безжалостно уничтожали наши мелкие группы. Кроме классовой ненависти, тут была еще и другая причина: стремление обзавестись новенькими советскими автоматами.

— Этот противник для нас, конечно, знакомый, — сказал начштаба, поворачиваясь к Мыколе. — Но к встрече за Стоходом надо все же приготовиться.

— Что верно то верно, — подтвердил тот.

По прибытии к себе на стоянку мы сразу же нарядили сильные разведывательные группы за Стоход. В разведку пошли: эскадрон Саши Ленкина и три роты.

Мы были уверены, что этим сильным разведотрядам не обойтись без боя. Однако ночью, когда голова колонны уже форсировала Стоход и в ближайших хуторах нас встретили оставленные разведкой маяки, нам показалось, что предостережения и страхи федоровцев были напрасны. Конные разведчики прошли вперед без выстрела, а наши пешие роты утром с ходу заняли большое село Личинье, из которого, слегка отстреливаясь, бежала в лес небольшая банда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное