Рейд на Сан и Вислу

Дав выговориться комбатам, я предоставил слово Войцеховичу. Он, как никто, умел воздействовать на неизбежные «местнические» настроения, которые чаще всего брали свое начало от помпохоза и старшин.

Начальник штаба и на этот раз блестяще справлялся с ролью мирового судьи. Мне оставалось сказать лишь две — три фразы, чтобы придать его указаниям форму командирского приказа. Но…

Мы ведь шли в рейд, то есть, по нашим партизанским понятиям, «совершали глубокую операцию», основой которой был маневр. В тот период войны уже прекрасно было усвоено и повторялось на все лады крылатое суворовское изречение: каждый солдат должен понимать свой маневр.

Нам предстояло стремительно свернуть на юг. Так решило командование соединения. Но поймут ли сразу этот маневр солдаты? Вполне ли ясен он даже командирам партизанских батальонов, людям, облеченным гораздо большей самостоятельностью и властью, чем, скажем, командир стрелкового батальона в войсках? Проверим. Начнем с общей обстановки.

— Совещание не окончено. Товарищи комбаты и комиссары, попрошу подойти к карте. Противник…

Тут я сделал паузу и посмотрел на склонившихся над столом людей в телогрейках, крестьянских кожухах, немецких мундирах и обычных штатских пиджаках. Нет, тут обычная схема командирского инструктажа не годится. И, переходя с официального на обычный дружеский разговор, я зачитал им захваченный в Кукуриках документ за подписью бандеровского «полковника» Гончаренко. Партизанские командиры слушали внимательно, изредка хмыкая, а иногда и комментируя наиболее хлесткие выражения и наглое бахвальство бандита. Жмуркин ерзал как на иголках. Роберт Кляйн молчал, но на его лице я заметил выразительную мину.

— Вопросы есть?

— Все ясно, — загудело в комнате.

— Какой вывод, товарищи?

— Вывод напрашивается сам собой, — первым сказал Шумейко. Комбат–пять слыл у нас «спецом по украинским националистам». — Враг коварный, опасный своим вероломством, подлостью и тем, что он собирается применять против нас всякие партизанские хитрости.

— Так треба нам его перехитрить, — наивно сказал прямодушный и совсем не способный на коварство Кульбака.

Все засмеялись.

— А конкретно, Петро Леонтьевич?

— Конкретно, конкретно, — запнулся комбат–два. — То вже пускай наши хитрованы и дипломаты голову ломают. Вот Шумейко… или Брайко.

— А чего ж? И подумаем, — весело отозвался из угла Брайко. — Если не подумаем, то ничего и не выдумаем. А подумаем — глядишь, чего–нибудь и придумаем. Правда, контрразведчики? — обратился он к Жмуркину и Кляйну.

Те поддержали комбата–три согласными кивками.

После этого я и повел речь о дальнейшем направлении рейда:

— У нас есть два варианта. Первый — двигаться дальше на запад, форсировать Буг и войти в Польшу. Второй — сегодня же круто повернуть на юг, пересечь железную дорогу и выйти в лесостепной район юго–западной части Волыни.

— А дальше? — озабоченно спросил Кульбака.

— А дальше — Львовщина и Днестр.

— А за Днестром що? — допытывался Кульбака, хотя на его вопросы уже не требовалось ответа: огромная ладонь комбата–два закрывала на карте кряжи лесистых Карпат.

— Ты что же Карпаты прикрыл, генацвале? — с ухмылкой спросил друга Давид Бакрадзе.

— А щоб мои очи их никогда не бачили, тии горы! Щоб мои ноги больше на них не ступали!

Искреннее восклицание Петра Леонтьевича вызвало общий смех.

— Так что же, товарищ комбат, вы за то, чтобы мы держали курс на Польшу? — ехидненько хмыкнул въедливый Петя Брайко.

— А що мини Польша? Горы там йэ?

— Гор впереди не видно. Лесистая равнина до самой Вислы. И за Вислой тоже, — тоном объективного справочника доложил начальник штаба.

— Ну раз нема гор и стоить тая Польша на ровном месте, так я согласен.

— А за Польшей будет уже Германия. Тогда как? — опять съехидничал шустрый Петя.

— Так що ты мэнэ Германией лякаешь? Я третий год с хвашистами воюю и жив–здоров.

Разговор принимал шуточный оборот. Я же преследовал серьезные цели. Да и для себя решал сложную психологическую задачу.

— Постойте, товарищ Кульбака. Нельзя же все сводить к одним горам. А потом, даже если мы сейчас же повернем на юг, до Карпат еще топать и топать. Километров триста — четыреста ровной местности. Хватает! Можно, не доходя Карпат, свернуть снова и на запад, и на восток…

— Ну, хиба що так, — смирился Петро Леонтьевич.

Я попросил Войцеховича огласить разведсводку, составленную по последним донесениям тех же комбатов. Выяснилась довольно интересная картина. Южнее железной дороги до самого Владимира–Волынского, а может быть, и дальше на юг густой сетью расположились мелкие отряды бандеровцев. Был один и покрупнее — курень некоего Сосенко–Антонюка. Там же можно было встретить и «лесных чертей».

— Рассчитывать на внезапный налет и везение, как на том водохреще, больше нечего. Разгром кукурикского куреня должен, конечно, встревожить бандитов. Теперь они будут осмотрительнее. На легкие победы прошу не рассчитывать! Тем более, что куренной атаман улепетнул из–под самого носа кавэскадрона и нашего бравого, но не очень бдительного товарища Ленкина.