Читаем Рейд на Сан и Вислу полностью

Мы не знали точно, был ли это сам Гончаренко или кто–нибудь рангом пониже. Но такой случай в Кукуриках действительно имел место. Утром, когда село казалось уже полностью очищенным от бандитов и наши партизаны разместились по хатам, а кое–кто успел даже плотно перекусить обильной крещенской, снедью, припасенной стрельцами куреня Гончаренко, в расположении кавэскадрона из клуни или из скирды соломы вылез сотник, а может, и сам куренной. Он прошел по двору незамеченным, и только в воротах его окликнул часовой. Показавшийся караульному чем–то подозрительным, человек все же буркнул пароль. Часовой пропустил незнакомца. А у плетня стояли оседланные лошади кавэскадрона. Бандит вскочил на одну из них и, не обращая внимания на окрики, взял сразу в галоп вдоль улицы. Пока часовой догадался выстрелить, конник свернул в переулок. Пальба поднялась по всему селу. Конник скакал по улицам, иногда в нескольких шагах от шмыгавших из хаты в хату партизан. Но, видимо, он родился под счастливой звездой. Пули рыли снег вокруг коня, а в цель ни одна не попала. Усачу влетело, конечно. Но куренной, если только это был он, ускакал.

Тот случай я и имел в виду, упрекнув командира кавэскадрона.

Совещание продолжалось.

— Ну, а как считаешь ты, Васыль? Юг или Польша? — шепнул я Войцеховичу.

— На юге — бандеровские банды.

— Следовательно?

— Следовательно, бои, — раздраженно сказал начштаба.

— Бои з цыми бандитами? А на черта воны нам здалысь? — опять вспылил Кульбака, хотя и не очень искренне.

— Да, ненужные потери, расход боеприпасов.

— Ось, прийде Ватутин и Красная Армия, их, как блох ногтем, передушат. А нам лучше вперед, на запад! Даешь на Польшу, раз она на ровном месте. Правильно я говорю?

Нет, определенно призрак Карпат не давал Кульбаке покоя!

— Погоди, дорогой кацо, погоди, — перебил Кульбаку Давид Бакрадзе. — Далеко еще до Карпат. Что там пишут о Красной Армии этот Гончаренко и Савур? Прошу зачитать.

Мыкола Солдатенко взял со стола листочки тонкой папиросной бумаги, на которой была отпечатана бандитская инструкция.

— Значит, так… «В бой с Червоной Армией не вступать… С партизанами вести самую наглую войну…»

— Почему наглую, генацвале? Что это он сам себя ругает? Ты, товарищ Мыкола, не прибавляешь?

— Та цэ по–галычаньскому вин пыше. Наглую — значит жестокую, упертую… Понятно? — объяснил Солдатенко.

— Читайте дальше, товарищ комиссар, — весь светясь от хитрости, попросил Брайко.

— Зараз… Цэ тут я… Ага… Вот оно… «Разбирать, где армия, а где партизаны по зовнишнему виду: армия носит погоны, а партизаны — только красные стрички на шапках». Ось какой стратег Камень–Каширского уезда.

— Ну, насчет нас–то он явно промазал, — весело сказал Петя Брайко. — У нас же никто этих ленточек сроду не носил. У всех обыкновенные красноармейские звездочки.

Действительно, в нашем партизанском соединении еще с легкой руки комиссара Руднева, старавшегося ввести армейскую дисциплину, красные ленточки были отвергнуты раз и навсегда. Тут сказывались свои обычаи и нравы кавпаковцев. И наиболее несдержанные, острые на язык молодые ребята гордились своим особым положением своеобразной партизанской гвардии. Местных партизан с ленточками на шапках они в шутку звали «гребешками» и порой вышучивали: «Петушок–гребешок, а ты живого фашиста видел?»

— Так что, если по головному убору судить, мы вполне за армию сойдем, — поддержал Петю Брайко Кульбака. — А ну, почитай еще раз, как он там собирается нас узнавать, тот бандюга?

— «Армия носит погоны и звездочки, а партизаны…»

— Почекай… Значит, мы для него уже и так наполовину армия. Во как!

Кульбака замолчал. Мы вопросительно переглянулись, и через несколько секунд молчаливого раздумья глаза у всех присутствующих зажглись хитринкой. Случилось то, что всегда бывает в крепком, сплоченном коллективе, когда жизнь ставит какую–то преграду. Среди людей, которым надлежит преодолеть барьер (если только это люди одной цели), непременно бывает такой удивительный миг, секундная пауза, после чего зажигаются блеском единой мысли глаза, начинают биться в унисон сердца…

Именно этот миг и наступил сейчас в штабе партизан, в далеком глухом полесском селе Кукурики.

— А чем мы не армия? — загремело сразу несколько голосов.

— Погоны наденем — и все.

— Только надо сразу, в один день.

— Ну, где ты сразу наберешь погонов столько?!

— То уж пускай хозчасть думает. Хватит им волам хвосты крутить. Пускай и военным делом занимаются.

— Хай и тому атаману покрутят…

Я взглянул на Федчука. До тех пор пока шло сугубо военное совещание, он сидел скромно и помалкивал. Но теперь, поглаживая свою инженерскую бородку, вышел на середину.

— Прошу разъяснения. Какой требуется на погоны материал?

— Комиссар батальона Цымбал! Андрей Калинович! Ты только что прибыл из киевского госпиталя. Давай инструктаж.

Цымбал охотно разъяснил:

— Погоны фронтовые из защитного сукна или плащ–палатки. Канты красные, черные или голубые. Зависит от рода войск.

— Ну, голубые нам не потребуются. Это летчикам. Черных тоже немного, — вставил старший лейтенант Слупский.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное