Читаем Рейд на Сан и Вислу полностью

— За якого–то отличного стрелка я рассчитался, — хмуро сказал Устенко. — Думаю, что трофей этот мне по полному закону будет. А?

Больше он ничего не взял. Да и часы эти через два месяца где–то под Беловежской пущей подарил мне. Почти насильно… А через день пал на поле боя. Погиб он ярко, так же как жил, — защищая жизнь нескольких тысяч мирных жителей, которых фашисты угоняли в Германию на каторгу.

Но тогда, под Луцком, солдатская судьба даровала Устенко еще два месяца жизни. Может быть, по этой причине да по часам, которые я храню у себя по сей день, и запомнился его подвиг на дорогах Волыни в те самые дни, когда правый фланг Первого Украинского фронта, осуществляя замысел Хрущева и Ватутина, совершал свой «ход конем».

На других дорогах в ту пору тоже действовали наши засады. Кроме двух основных направлений, по которым отходили фашистские войска из Луцка на Грубешов и из Ровно на Львов, нами контролировалась еще и шоссейная рокада, соединявшая эти две магистрали.

На середине ее лежал уездный городишко Горохов. И первого февраля основные наши силы расположились километрах в пятнадцати западнее этого города.

— Тут, пожалуй, можно денька на два — три стоянку сделать, пока роты находятся в засадах, — сказал начштаба и тяжело вздохнул: — Эх, и гнилая же здесь зима.

Третья военная зима действительно была для нас непривычной — расплакалась, раскапризничалась. Пехота еле вытягивает из грязи ноги. Обозы стали в тягость. И сани и телеги, и не разберешь, на чем ехать. Лошади напрягаются изо всех сил, каждые полкилометра всхрапывают, останавливаются, тяжело нося потными боками.

— Но надо же и по главной магистрали ударить.

— На Львов?

Решаем отправить туда в рейд один батальон налегке — без обоза…

По данным разведки, в Бродах, как раз на полпути между Ровно и Львовом, расположился крупный штаб. Те же данные говорят, что по железной дороге, соединяющей эти два важных пункта, через каждые десять — пятнадцать минут проходят эшелоны.

— Любая мина сработает, — спешит заверить капитан Кальницкий.

Третьего числа, утром, как только закончился болотный марш, мы вызвали в штаб Петю Брайко. Начальник штаба сидел, склонившись над столом, — выписывал из приказа установленный для батальона маршрут. Брайко, как всегда, лихо щелкнул каблуками.

— Здорово, Федот Данилович, — сказал Войцехович, называя комбата по имени его предшественника Матющенко.

Я удивился:

— Это почему же такое?

— Да он такой же хитрый, как и тот, Матющенко, — ответил Войцехович.

— Садись, Брайко! — И я пододвинул табурет к самым своим коленям. Заглядывая прямо в глаза шустрого, всегда готового к бою комбата, спросил: — Как люди, устали?

— Есть малость.

— А лошади?

— Еще больше…

— Сани заменили на телеги?

Войцехович бегло посмотрел в какую–то ведомость и ответил за Брайко:

— Наш Петро всякий приказ выполняет быстро. Конечно, заменил.

Я задумался, поглядывая то на карту, то на Брайко. Комбат неспокойно заерзал на табурете, всем своим видом как бы говоря: «Ну что тянешь? Говори уж!»

Я хлопнул его рукой по колену и сказал:

— Есть дело. Надо провести одну трудную диверсию. Мы решили поручить ее тебе. Как ты думаешь? А?

— Я готов, — сказал комбат вставая.

— Сиди, сиди. Если готов — хорошо. Давай поближе к карте.

Три головы склонились над картой. Еще раз пристально заглядываю комбату в глаза, проверяю, не робеет ли:

— Смотри сюда, в район Дубно — Львов. Здесь под ударами наших войск немцы быстро отходят на запад. Одновременно ими предпринимаются усилия задержать успешное наступление Красной Армии на севере к Ковелю. Значит, с запада в этот район должно беспрерывно идти подкрепление. А удирая, они увозят в Германию награбленное добро. Так вот, сегодня в пятнадцать часов без обоза и хозчасти, только с боевыми силами батальона, выходите в район Буды. Прибыть туда надо пятого февраля. В ночь на шестое тремя диверсионными группами на участке Рудня — Дубно пустить под откос не менее трех эшелонов. Кроме того, на железной и шоссейной дорогах поставить семь — восемь фугасов замедленного действия. Срок замедления не более как на пять суток. Треба вывести из строя весь этот участок дороги. В ночь на седьмое переберитесь в район хутора Сытенки и повторите то же самое на перегоне Радзивилов — Рудня. Понятно?

— Понял, товарищ командир.

— Обратный маршрут тебе укажет начальник штаба. Вернуться не позднее десятого февраля. Не опаздывай. Уйдем на запад… Для выполнения задачи батальону придается группа минеров во главе с капитаном Кальницким. С ними полтонны взрывчатки.

Еще раз мы все вместе смотрим на карту, разглядываем черные и красные полосы коммуникаций и словно видим там бегущие на восток поезда с танками, представляем, как через несколько дней все это будет грохотать, ломаться, грудой лома лететь под откос.

— Вопросы есть? — обращаюсь я к Брайко, перед тем как отпустить его.

— Есть. Где сейчас, хотя бы приблизительно, проходит линия фронта?

«Ах, если бы я сам знал, где она!» — думаю про себя, а вслух отвечаю:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное