Рейдер

Батраков насупился, но, видя, как серьезно настроен адвокат, оборвать его не решился.

– Понятно, что один за всю жизнь не только ничего из себя не выжмет, а еще поболее привнесет, – поднял брови Павлов, – а иной просветляется, и ни смрада от него, ни зловония – даже после смерти.

Александр Иванович поджал губы; он определенно не понимал, к чему вся эта проповедь. Павлов даже смотрел не на него, а куда-то вдаль.

– Я свою жизнь, может быть, и не так прожил, чтоб заблагоухать. Когда общаешься с, извините, говном, сложно не замазаться, но, если я хоть одному говнюку помогу и если он хоть что-то после этого полезное сделает – не важно, что, – я буду считать свою миссию выполненной. И не стыдно мне будет в глаза людям глядеть. Да и сейчас не стыдно.

Батраков приготовился возразить, но Павлов поднял руку:

– Оставьте ваши домыслы при себе. Судите по поступкам.

Он сунул руку в портфель, вытащил оттуда толстую черную папку с надписью на торце «НИИ vs. МАМБа» и бросил ее на столик:

– Вот мои поступки. Загляните.

Батраков приоткрыл корочки папки, тут же схватил ее, пролистал и увидел то, на что уже и не рассчитывал. Здесь, казалось, было все: несколько заявлений об отзыве иска, реестр акционеров, а главное, решение собрания, которым восстанавливался в правах А.И. Батраков.

Директор густо покраснел, начал пролистывать дальше и увидел, что здесь действительно все – вплоть до копий учредительных документов трех оффшорных компаний, принадлежащих как Спирскому, так и ему самому! И самым последним документом была доверенность, в которой Батраков доверял адвокату А.А. Павлову быть его представителем по всем делам и вопросам.

– Да, я более не занимаюсь вашим делом, – кивнул Артем, – потому что оно целиком завершено.

Батраков судорожно сглотнул.

– Да, теперь мой клиент – Спирский, и это означает, что самый опасный ваш противник уже сидит в изоляторе, а я – его назначенный судом защитник.

Артем посмотрел, как Александр Иванович прячет мигом протрезвевшие глаза, и все-таки сказал то, что, в общем, говорить не собирался:

– Да, мы с вами могли расстаться иначе. Меня не смутило даже то, что вы, не сказав мне ни слова, начали скупать акции. Но два часа назад, когда мой стажер пришел помогать Прошкину, я узнал, что вы, пользуясь случаем, высосали из раздавленного горем отца последнее, что он имел.

Павлов поднялся, направился к выходу и только у двери приостановился:

– И хотя этот отчет стоил мне не только денег, из ваших рук я гонорара не возьму. Надумаете расплатиться, адрес оплаты: Москва, Красный Крест.

Потомок

Когда Спирский вернулся в камеру, она была пустой – кавказцев определенно вызвали на допрос. И мысли почему-то вертелись не около приглашения адвоката или позиции на следствии. Петр Петрович думал о Париже. Тогда, несколько месяцев назад, поняв, что Ной – здравомыслящий бизнесмен, он с удовольствием принял приглашение в Париж.

Работы почти не было, все захваченные активы в виде кондитерской фабрики подмосковного Подольска, швейного комбината в Чехове и автосервиса в Серпухове были распроданы, и он легко и быстро собрался в поездку. В Москве стояла хмурая осень, а в Париже еще вовсю цвели хризантемы и астры, солнце сияло и оставляло на гранитных плитах Елисейских Полей тени крон каштанов.

«Вот бы куда мне сейчас», – тоскливо подумал Петр Петрович.

Он поселился, как и советовал Ной, в «Мариотте», в двух шагах от знаменитого ночного клуба Элтона Джона «The Queen» – по красноречивому адресу Елисейские Поля, 100. Бросил сумку с вещами, вышел на улицу и долго бродил по «столице мира», по-настоящему застряв лишь в одном историческом месте – у бывшего советского посольства.

Огромный серый монолит посольства просто поражал своей неприступностью, тяжестью, неповоротливостью и угрожающей мощью. Этот осколок советской империи не привлекал внимания туристов, а те, кто случайно на него наталкивался, спешили скорее миновать неуютный монумент ушедшей советской мощи. И только вдоль забора ютились ежащиеся от холода румынские и украинские проститутки, почти инстинктивно пытающиеся укрыться в тени бетонного великана бывшего «старшего брата».

А к семи вечера Петр Петрович занял столик в кафе «Монте-Кристо», где была назначена встреча, и сразу же увидел его. Это был мужчина неопределенного возраста с волосами ненатурально-яркого пшеничного цвета, одетый в рыжую мягкую замшевую куртку и элегантные зеленые брюки и укутанный в теплый толстый шарф по самый нос, на котором красовались солнцезащитные очки с голубыми стеклами. В общем, один из множества раскрепощенных, любящих комфорт французов. Вот только на пальце у него красовался перстень с гербом, спутать который с чем-нибудь иным было немыслимо – змейка, обвивающая копье.

– Вы?! – привстал Спирский. – Это вы – Ной?

Француз – или кто он там – обнажил белые фарфоровые зубы и протянул руку:

– Рад нашей встрече. На самом деле меня зовут Йон, однако «перевертыш» в виде спасителя всего живого на земле Ноя мне показался удачной находкой для роли в вашей Игре.