Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945

Алешу Ниценко увезли в гештапо. Во время ночной работы он сказал немцу: «Финляндия скоро капитулирует, а там и Гитлеру капут». Другой немец подслушал и донес на обоих. Жаль Алешу. В гештапо ему несдобровать. Были у него недостатки (а кто без греха), но в целом это хороший, умный, сердечный, мыслящий молодой человек. Хотя он и высказывал порой некоторые националистические идейки, но гетьвидмосквистов явно сторонился. Свою обветшавшую жовто-блакитную[652] свитку Алеша давно уже сдал в хлам. Он всегда тяготел к нашему кружку, а в последнее время стал одним из самых активных его членов.

Наш аборт стоит как раз в центре фестхалле. Некогда им безраздельно владели пленяги (конечно, под бдительным надзором вахманов), но с недавних пор мужчинам волей-неволей пришлось уступить часть своих прерогатив прекрасному полу.

Это случилось в то время, когда в фестхалле пригнали девушек. Перед лагерным начальством возник вопрос: строить или не строить женскую уборную? Проблема была решена следующим остроумным образом[653]

:

Железобетонная перегородка, разделяющая аборт на мужскую и женскую половину, обрывается в 50–60 сантиметрах от потолка. Чтобы устранить опасность сверху, лагерфюрер приказал густо оплести двойным рядом колючей проволоки пространство между гребнем перегородки и потолком. Таким образом, была совершенно исключена возможность непосредственного соприкосновения обитателей обоих лагерей.

И вот стоит в центре фестхалле солидное железобетонное сооружение, по своему архитектурному очерку и размерам сильно смахивающее на небольшую фабрику. Едва ли здесь нужно видеть только образ. Да, действительно, это мощная фабрика, ежедневно продуцирующая тонны органических удобрений для немецких полей.

Однако по иронии злодейки-судьбы наша фабрика-аборт приобрела сейчас новое качество: с некоторых пор она превратилась в своеобразный храм любовных воздыханий.

«И каждый вечер в час назначенный»[654]

, когда звездочки весело заиграют на небесном пологе, наши пленные Ромео и Джульетты отправляются в кло. За неимением балконов они взбираются на бетонные стульчаки и, прильнув к густой сетке из колючей проволоки, шепчут друг другу нежные слова.

Алеша Ниценко бежал из тюрьмы. Он вновь оказался в лагере фестхалле. Случилось это так. После допроса с пристрастием (выбито четыре зуба) Алешу вместе с другими заключенными вели из гештапо в тюрьму. Было около семи часов вечера, когда они проходили по старинной части города. «Лабиринт узких кривоколенных уличек, — подумал Ниценко, — безлюдье и мрак — самые подходящие условия для побега».

Неожиданно для охраны он сделал стремительный бросок, прошмыгнул мимо носа вахмайстера и пулей влетел в ворота ближайшего дома. Пока немцы орали «хальт» и впустую стреляли из револьвера, беглец перелез через забор и оказался во дворе другого дома. Здесь было пусто и темно, но все же небезопасно. Оглядываясь по сторонам, Алеша приметил в уголке мусорную урну. Недолго думая, влез в нее, согнулся в три погибели и захлопнул крышку.

Ждать пришлось недолго: вахмайстеры подняли на ноги полицию, и вот во дворе раздался топот кованых сапог. По счастью с гештаповцами не было сыскной собаки, а заглянуть в урну никто из них не догадался. Пошарив во дворе и ничего не обнаружив, немцы оправились искать беглеца в соседних дворах.

«Куда податься? — думает Алеша. — В лес не пробраться, потому что кругом заставы, а в урне долго не просидеть». Думал, думал… и вылез на свет божий. Выглянул на улицу — тишина. Прижался к стене, стоит в нерешительности. Как вдруг… ветер донес характерный стук колодок и голоса. Прислушался, вроде как русская речь. Парень не ошибся: это вели с работы фестхалльских пленяг, до позднего вечера расчищавших разбомбленные улицы старой части Дармштадта. Когда колонна поравнялась с Алешей, он нырнул в нее и слился с толпой пленяг. Заметив бросок Ниценко, вахман объяснил его по-своему: дескать, русский вышел из колонны, чтобы подобрать цигареттенштиммель (бычок), и снова стал на место. Поэтому немца нисколько не взволновало это маленькое происшествие. Как ни в чем не бывало он продолжал вышагивать сзади колонны, вполголоса напевая любимую солдатскую песню:

Siebzehn Jahre,Goldblond Haare,Oh Marie-Anna

Isch liebe disch[655].

Так, замешавшись в толпу пленяг (тут были все свои), Алеша вошел в ворота фестхалле.

Новая проблема: куда спрятать беглеца? Оставаться ему на виду нельзя. Коли схватят, карачун парню.

Тут на помощь пришел Харис Каримов. Он просунул специально приспособленный крючок в чуть заметную щель пола кранкенревира и поднял щит размером 1,5 м × 1,5 м. Под щитом оказалось свободное пространство, куда Харис прячет спикированные у немцев вещи и продукты, в том числе спирт. Алеша влез в тайник, Каримов опустил щит. Итак, все следы заметены, ни одна ищейка не найдет мало-мальски подозрительной щели в полу.