Рейс

План, как сценарий триллера, сродни сюжету «Графа Монте-Кристо», разработали с участием самого Книжника. Вкратце сценарий состоял в том, чтобы диагностировать Книжнику последнюю стадию туберкулеза и скостить ему срок, учитывая состояние здоровья. Типа, пусть зэк дома помирает, чтобы статистику зонную не портить. Обычная практика советских пенитенциарных учреждений.

Начальник зоны подполковник Сапегин был в курсе плана и косвенно в нем участвовал. Однако была одна загвоздка. Лепила, или, на человеческом языке, зонный врач, был в контрах с Сапегиным, и склонить того к сотрудничеству не представлялось возможным. Но, на счастье Книжника, на той же зоне чалился домушник Богданов по кличке Карась. У того была критическая стадия туберкулеза. Такая, что собирались его уже освидетельствовать и сплавить на тубзону, чтобы не мозолил здесь глаза.

Так вот Карасю, который возрастом, телосложением и ростом подходил под параметры Книжника, уголовные мастера-художники в течение недели скопировали на тело все до одной наколки Книжника. Когда татуировки прижились и «успокоились», подслеповатому лепиле на рентген и анализы предоставили умирающего Карася под видом Книжника. С синими звездными погонами на зоне, кроме Книжника, никто не рисовался. И лепила это скушал и актировку подмахнул.

Таким макаром скостили Книжнику пять лет. И выпустили — по статье «Досрочное освобождение от отбывания наказания по болезни». А Карась на зоне остался. Зэки, по просьбе благодарного Книжника, «грели» Богданова, как могли: кормили за двоих, снабжали лекарствами с воли, молоком, витаминами. Так что тот вдруг на глазах на поправку пошел. Но за месяц до конца срока умер. От быстротекущего рака простаты.

«Ирония судьбы, — подумал Книжник. — Подарил мне Карасик “туберкулез”, а рак, выходит, в довесок пошел».

Рак неоперабельный. Осталось жизни от двух месяцев до года. Не больше. Ударная химия. Другого не дано. Или никакой химии, а молитва Николаю Угоднику. Но где тот угодник и чем и сколько он берет, Женя Книжник не знал. Так и не удосужился за долгую жизнь ни в одной книге прочитать.

Как любой пациент после оглашения ему смертельного диагноза, Книжник сразу почувствовал неимоверную слабость и прилив ломящей боли по всему телу. До шума в ушах и хруста костей. Все вокруг приобрело иной цвет, запах и звук. И даже дородный зад домоправительницы Надежды, протирающей в этот момент пыль на плинтусе в ближнем углу, более не вызывал в нем привычных чувств.

Разговор с Гитлером, однако, вывел Книжника из ступора, словно месть Алехину будет для него избавлением, средством притормозить утекающую на глазах жизнь. Что еще оставалось в ней для него? Внучка, Надя и месть… Желание мести грело его, перевешивало все. Он не ненавидел Алехина. Странно, но он даже восхищался им. Как бы он поступил на его месте? Воровской закон работает надежнее и безотказнее, чем следствие и судопроизводство. Любой, кто нарушает его, не должен избежать наказания. Гибель Саши — это личное дело между Книжником и Алехиным. Перед тем как привести приговор в исполнение, он очень хотел посмотреть менту в глаза. И спросить его, что же там, в лесу, произошло и как умирал его сын. Книжник оплатил тогда экспертизу ДНК всех найденных обгоревших трупов. Алехина среди них не было. А ведь он всегда симпатизировал менту, доверял ему, как никому из своего окружения. Более того, он знал, что Саша недоволен тем, как идут дела, что устал от России и хочет снова уехать за границу. Как сын уговаривал его бросить все и рвать когти из «этой гребаной помойки». Незадолго до трагедии Книжник начал догадываться, что сын копает под него. И это несмотря на то, что он поставил Сашу главным по вывозу миллионов за границу, будто пытался успокоить его, что их переезд в скором времени состоится. Книжник до сих пор не мог поверить в то, что в итоге случилось. Он кого угодно мог подозревать. Даже Сашу, в конце концов. Потому что были основания. Но Алехин, как никто другой, казался ему человеком слова. В то же время хороший мент — мертвый мент, пытался убеждать себя Книжник. Мусорам нельзя доверять ни при каком раскладе.

И теперь он хотел видеть Алехина, как никого другого в своей утекающей по секундам жизни. Он почти с самого начала этой истории вычислил, где живет семья беглого мента — его жена Лена и дочки. После смерти Рабиновича в его бумагах пацаны нашли-таки копию паспорта Лены-Насти — косяк, не характерный для покойного. Но Книжник не брал заложников. Не его метод. Семья — это святое. Они ни при чем. Книжник не беспредельщик, не чекист, не мент, а Вор. Вор, который крестил одну из дочерей этого мента. Мента, который его обокрал. И убил его единственного сына.