Река жизни

Короче говоря, едим мы как-то в Главк, в Москву, на научно-технический совет. Только сели в поезд, Василий, заведующий лаборатории и мой лучший друг, достаёт бутылку ереванского коньяка. В купе ещё учёный секретарь нашего института и ведущий химик. Осушили мы эту бутылочку на четверых довольно быстро. А закуска-то то ещё осталась: яйца, сало, окорок, лучок. Разве эта выпивка, при такой-то закуске? Здесь химик и достаёт бутылку чистого спирта – ректификат. Проводница быстро принесла боржоми.

И, как это всегда бывает, тост за тостом, шутка за прибауткой моего друга так развезло, что он и забыл, где находится. Одуматься бы Василию, почему он один говорит, а все молчат? Так он же, давай-ка высказывать всё наболевшее учёному секретарю, при этом каждый раз попрекая директора: то в недальновидности, то в грубости, то в хитрости, то в коварстве. Прошло два года, как его избрали по конкурсу на должность зав. лаборатории, а ему, видите ли, квартиру до сих пор не предоставили.

Смотрю, мой друг башку свою умную крутит, и ещё пуще давай критиковать заведённые порядки в институте. Я его одёргиваю, но он не унимается. Видно, поколбаситься перед уважаемыми учёными очень охота. Мало ему учёного совета! Дескать, он такой человек единственный в учёном совете, знает, в каком направлении должна развиваться наша отечественная наука.

Меня это так взбесило, что я плюнул и полез на верхнюю полку спать.

Я уже голову положил на подушку и слышу, как кто-то заходит в купе. Смотрю, наш новый заместитель директора по науке, недавно из Москвы прислали с дальним прицелом на руководство. А на Васю прыть такая напала, которой даже не было в научной деятельности. Ученый секретарь, степенный и осторожный человек, понимая, что дело приобретает серьёзный оборот, выходит быстро из купе. А химик, как самое ядовитое существо учёного совета, подначивает моего друга и только знает, что подливает в стакан горячительного напитка.

Слышу, зам. директора института по науке так осторожненько предлагает:

– Вы, Василий Иванович, не могли бы поведать обо всем этом на ближайшем учёном совете.

И здесь же начинает расхваливать моего друга за смелость научных идей и за свежие научные мысли. Мой друг, грудь колесом, и гордо покачивая головой, еле слышно соглашается:

– А почему бы и не выступить!

Я буквально с верхней полки чуть и не свалился. Но чётко помню, хмель быстро прошла от такого предложения, и я покурить в тамбур, приглашая своего друга за компанию.

Но его уже было невозможно оторвать от стола и разговора, тем более появился такой понимающий слушатель.

Я вышел из купе, а на душе кошки скребут, да жалобно стучат колёса вагона. Так под стук колёс мы и добрались до Москвы. Успешно отчитались, и в таком же порядке и темпе обратно возвратились в Краснодар.

Вышел я из вагона, а ветер с какой-то неимоверной силой стал надувать моё пальто, предупреждая о буйном характере здешних ветров. Казалось, паровоз был готов забрать меня с собой до Чёрного моря. Но встречавшие поезд люди были на удивление так улыбчивы и вежливы, и так не похожи на затурканных москвичей. И я вздохнул радостно: «Что значит родина!»

Меня ничуть не удивило, что нам подали институтский автобус, довольные, мы расселись, и каждый из нас стал думать о своём. В автобусе воцарилась тишина.

Вот уже и наш жилой городок, но автобус почему – то промчался мимо, направляясь в институт. Я смотрел на удаляющиеся дома и думал: «Какое счастье, что сразу же после института я попал сюда работать, что судьба меня свела с моим научным руководителем Кайдаш Анастасией Семеновной и с директором института Рудневым Евгением Дмитриевичем!»

Сейчас даже представить трудно, чтобы за пять лет кто-то мог бы построить на пустыре такой большой жилой городок и самый огромный научный центр на Кубани. А тогда, при дефиците стройматериала и рабочей силы, Руднев все проблемы решил успешно и более того подготовил научные кадры, которые были способны решать любые научные задачи в области биологии.

Я задумался, ещё не зная, что через какие-то шесть лет директор уйдёт на пенсию по болезни, а через два года после этих событий – уйду и я из института, не сумев привыкнуть к стилю работы нового директора. А пока живое время бежало не ведая, что нас ждёт впереди, оно на моих глазах сокращалось, предупреждая, что мало осталось мне работать в науке. Последние песчинки лабораторных часов осыпались, приближая конец двадцатого века.

Я очнулся от размышлений, когда мой друг усиленно трепал меня за плечо, твердя:

– Выходим, приехали!

Директор нас встретил радушно, показывая всем своим видом удовлетворение, всё время в разговоре подчёркивая, как это важно для института в этом году успешно отчитаться о проделанной работе. Еще бы, в третий раз переходящее Красное знамя Совета Министров СССР нам вручили. На этой высокой тональности зам. директора и доложил о поездке в Москву. Директор поблагодарил нас за успешную работу, как бы намекая, что все свободны.

– А Вы, Василий Иванович, задержитесь, – обратился директор к моему другу.