Реки судеб человеческих

К этому моменту у Курта самого начинало сосать под ложечкой, и он отправлялся в ближайшую закусочную. Но чаще все-таки ему представлялся в гостях Иван, и тут мысли уносились в такие дали, из которых непросто было возвращаться в действительность. Он представлял, как Иван сядет вместе с ним в шикарную Альфа-Ромео, но тут же вместо Ивана на черном кожаном сиденье оказывалась Ангелина. Зажмурившись, Курт брал себя за горло, причем реально сжимал свое горло рукой, без этого движения воображение не срабатывало в момент, когда он заставлял себя переменить этот сюжет. Ивану он отдавал место за рулем, а Ангелина пусть остается на прежнем месте. Да, он подарит им эту машину, ведь она ему по праву принадлежит… а вот представить, что будет происходить дальше, у него не получалось или не хотелось. Представлять этих двоих самых для него дорогих людей, исчезающих в красном кабриолете где-то за горизонтом, и не иметь возможности влиять на то, что между ними может происходить, а он ясно осознавал, что именно может происходить между Иваном и Ангелиной, когда они окажутся так близко друг от друга в тесной кабинке чудесного автомобиля… Нет, это было свыше его сил…

Однажды на исходе лета Курт оказался на тихой улочке в районе Альстерзее. Он шел под накрапывающим дождиком по скользкой от редких капель брусчатке, намереваясь выпить кофе с булочкой в находившемся неподалеку кафе. Еще горячее солнце сквозь неплотные тучи нагрело мостовую, и дождевая вода, испаряясь, наполнила воздух запахом теплого камня, смешанным с ароматом свежесмолотого кофе, сдобы, легкого дымка из трубы расположившейся рядом пекарни. И таким теплом, таким домашним уютом повеяло на него от всего этого, от окруживших его старинных домов с черепичными крышами, от тихой умиротворенной жизни их обитателей, пения птиц в небесной вышине, что впервые после его приезда в Германию Курт почувствовал всем своим естеством: «Я дома».

Курт поступил на юридический факультет Гамбургского университета. Так решил дед, и у Курта не было причин возражать. В управлении делами всегда нужен хороший юрист, а в том, что внук займется делами семьи, Герберт не сомневался.

Курт с удовольствием погрузился в студенческую жизнь, ушло ощущение неопределенности, стали понятны задачи на ближайшие годы. Он перестал чувствовать себя иждивенцем на содержании у дедушки с бабушкой, он стал человеком, перешедшим в ранг полноценного члена семьи, занимающего определенную, уважаемую всеми ступень, позицию, на которой он готовился стать специалистом, способным на равных зарабатывать хлеб насущный. Окружающая действительность мало интересовала Курта, да он и не разбирался в политической ситуации, которая, тем не менее, была очень острой и в конце концов не могла не затронуть каждого, кто находился в социуме, тем более в студенческой среде. Дед вовсе избегал с ним разговоров на эту тему. Элизабет, как только ей приходилось касаться происходящего на улицах, в рейхстаге и на страницах газет, хмурила брови и меняла тему разговора, лишь иногда бросала:

– Молодежь перебесится, и все успокоится.

Из чего Курт делал вывод, что где-то кто-то все-таки бесится. Но ему настолько это было неинтересно, что он отмахивался от информации, будоражащей общество. Впервые ему пришлось столкнуться с действительностью в университете, когда к нему подошел студент предпоследнего курса Йоганн Леманн. Первое, что пришло в голову Курту, как только Леманн протянул ему руку, как он похож на Ивана. Светлые волосы, зачесанные наверх, умные с искрой голубые глаза, загорелое, чуть вытянутое лицо, спортивная фигура. Он, конечно, видел его не раз в коридорах университетского кампуса, слышал, что этот парень всегда в центре внимания, легкий, общительный, спортсмен, на хорошем счету у преподавательского состава. Но непосредственного общения с этим человеком прежде у Курта не было. Он был удивлен неожиданным вниманием, которое Леманн проявил к нему, первокурснику, ничем не примечательному, скромному студенту.

– Рихтер, – начал Йоганн, – ты ведь из семьи тех самых Рихтеров? – И он многозначительно поднял брови. Курту это не понравилось. Ему не хотелось выделяться среди студенческого сообщества принадлежностью к богатой семье, но Йоганн так дружески сжал его руку, с такой непринужденной теплотой произнес эти слова, что обидеться не получилось.

– Ты, я надеюсь, в курсе, что наша ратушная площадь теперь носит имя Адольфа Гитлера. Вот по этому поводу там завтра, двадцатого апреля, состоится митинг, на который придут все наши ребята. Я думаю, твое место среди нас.