Реки Вавилона

— Что надо? — Дежурный, а это был Кассим, как раз только что собрался снова изнасиловать еврейку… если она еще не умерла. А теперь вот эта заминка. — Что надо? — Что-то было не так в вошедшем… как-то плохо сидел на нем камуфляжный комбинезон… мокрый, покрыт пылью, какие-то темные пятна, похожие на кровь. Нет автомата… бурдюк… да и головной убор надет неправильно. Кассим поднялся.

Добкин быстро подошел к стойке, перегнулся через нее, левой рукой схватил Кассима за волосы, а правой вонзил ему нож в горло. Затем он тихонько опустил тело Кассима на пол, потом вытер газетой руки и стойку. С пола еще доносились булькающие звуки. От стойки Добкин направился к двери с надписью на арабском «Кабинет управляющего» и открыл ее.

Небольшой кабинет освещал только торшер, в пятне света на полу лежала обнаженная женщина… или девушка… она лежала на животе, залитая кровью, и наверняка была мертва или близка к этому. По коже и прическе Добкин определил, что это не местная крестьянка, которую украли и притащили сюда со вполне определенной целью. Он быстро подошел к телу и перевернул его. Хотя лицо девушки было сильно разбито, оно показалось Добкину знакомым. Его худшее опасение — что она одна из пассажирок «Конкорда» — оправдалось, он с трудом, но узнал секретаршу Ягеля Текоха, но не смог вспомнить ее имени. Добкин опустился на колени и прижал ухо к ее груди. Девушка была еще жива. Он посмотрел на ее окровавленное тело, которое, казалось, было истерзано каким-то диким животным.

Подняв тело девушки, Добкин положил его на небольшую кушетку, стоявшую у стены. На крючке для одежды на двери висела длинная шерстяная накидка. Сняв ее, Добкин накрыл несчастную и, увидев графин с водой, плеснул из него ей на лицо. Девушка слегка пошевелилась. Добкин отставил в сторону графин, он не мог больше тратить ни одной секунды. Подойдя к столу, он снял трубку телефона. Этот привычный жест показался ему незнакомым, такое же чувство он испытал во время военных действий на Синайском полуострове, когда нашел работающий телефон в разрушенной деревне. Тогда он позвонил в соседнюю деревню — а она еще находилась в руках египтян — и объявил, что скоро возьмет ее. Но это была шутка, а сейчас — нет. Добкин с нетерпением ждал гудка. Над головой были слышны звуки шагов и стоны. Наверное, это раненые и санитары. А из-за стены доносились мужские голоса, ветер за окном трепал ставни. Работает ли телефон? Добкин посмотрел на него. Наборного диска не было, значит, связь осуществлялась только через коммутатор, но как же вызвать телефонистку? Он постучал по рычагу. Ему показалось, что прошла целая вечность.

Внезапно в трубке раздался мужской голос, грубый и раздраженный:

— Да? Коммутатор Хиллы! Слушаю.

Добкин набрал в легкие воздуха.

— Хилла, соедините меня, пожалуйста, с международным коммутатором в Багдаде.

— Вам нужен Багдад?

— Багдад. — Добкин понимал, что дозвониться будет трудно, ему следовало запастись терпением человека, строящего карточный домик. Одна неудача — и связь оборвется.

— А кто просит Багдад?

Добкин никогда не ценил демократии своей страны, пока не побывал в странах с тоталитарными режимами. Он замялся, потом сказал:

— Это доктор Аль-Ханни. — Нет. Это грубая ошибка. Телефонист в Хилле наверняка знает голос доктора. — То есть я доктор Омар Саббах, звоню из гостиницы при музее, которым руководит доктор Аль-Ханни. Соедините, пожалуйста, с Багдадом.

Некоторое время телефонист молчал, потом сказал:

— Ждите.

Интересно, где сейчас действительно находится доктор Аль-Ханни? В своем номере в этой гостинице? Или в музее? А может, он дома, в Багдаде? Добкин прижал трубку к уху и принялся ждать. Часы на стене отсчитывали минуты. Внезапно он сообразил, что смотрит на лужу крови на полу, и отвернулся. От усталости ему хотелось упасть на пол. Взяв телефонный аппарат, он пересек кабинет и опустился на колени возле Деборы Гидеон. Добкин смочил ей губы из своего бурдюка и влил немного воды в рот, потом пощупал пульс и приподнял веки. Девушка явно находилась в шоке, но она была молода и выглядела достаточно здоровой, чтобы не умереть. Генерал внимательно осмотрел ее раны. Теперь он уже совсем не жалел о том, что убил дежурного за стойкой.

Часы на стене отсчитали уже пятнадцать минут, голоса за стеной стали громче. Там играли в карты. Над головой раздался глухой стук. Наверное, раненый упал с кровати… а может, мертвого сбросили на носилки.

Кто-то вышел в вестибюль и крикнул:

— Кассим! Кассим! Где ты?

Добкин подумал, что так, должно быть, зовут мертвого дежурного. Не придет ли кому-нибудь в голову заглянуть за стойку?

Шаги приблизились к двери кабинета, дверная ручка повернулась. Не отрывая трубку от уха, Добкин протянул руку и выключил торшер. Дверь распахнулась, полоска света из вестибюля прошла в метре от Добкина и осветила то место на полу, где раньше лежала девушка. Второй край полоски света захватил ее голые ноги, свисавшие с кушетки.

— Кассим! Да где ты, сукин сын?

И в этот момент в трубке раздался голос телефониста из Хиллы: