Реки Вавилона

Тедди Ласков открыл свой «дипломат» и вытащил оттуда шесть фотографий, сделанных самолетом-разведчиком с большой высоты. На каждой из них имелись пятна, расположенные в форме звезды Давида, — фальшивка, сработанная опытным специалистом по аэрофотоснимкам. Ласков почувствовал странное оцепенение и вместе с тем равнодушие к тому, что ему сейчас предстояло сделать. Так или иначе, рано или поздно, но его обман, безусловно, будет обнаружен. Карьера его уже закончилась, но после обнаружения обмана еще и имя его будет обесчещено, и, вполне возможно, его ожидает тюрьма. Но, если обман обнаружат после проведения десантной операции, все остальное уже не будет иметь для него значения. А может, они ничего и не узнают? Может, подумают, что эти фотографии просто… чудо? Такое же чудо, как его догадка о Вавилоне, как его непоколебимая уверенность. Настолько непоколебимая, что он готов покрыть себя позором и пойти в тюрьму, лишь бы заставить других поверить в это. Ласков положил стопку фотографий на стол и разгладил их. Талман, стоявший в другом конце комнаты, поймал его взгляд. «Он выглядит печальным, — подумал Ласков. — Печальным, напуганным, виноватым и растерянным». И все же Талман, не отрывавший взгляда от Ласкова, улыбнулся через силу и кивнул.

Премьер-министр отодвинул в сторону записку помощника, не прочитав ее.

— Ну, генерал? Что у вас там? Цветные фотографии и координаты «Конкорда», доставленные Тедди Ласкову ангелом Гавриилом от самого Господа? Давайте посмотрим.

Ласков, казалось, не слушал премьер-министра.

Помощник настойчиво постучал пальцем по записке, и премьер-министр наконец-то посмотрел на нее, развернул и прочитал.

Бенджамин Добкин слышал, как арабы зовут Кассима. Лежавшая на кушетке Дебора вскрикнула. Услышав ее крик, ашбал за стеной отпустил скабрезную шутку и рассмеялся. Сквозь шум ветра до Добкина доносился треск коротких автоматных очередей. Он понял, что времени у него очень мало. В трубке раздался щелчок.

— Иерусалим? Иерусалим? Вы меня слышите?

Глава 31

Огонь Каплана был убийственным, и все же главная заслуга этой засады заключалась в том, что израильтяне на холме получили сигнал о приближении арабов.

Ашбалы заметались, отступая, однако несколько оставшихся на месте командиров, включая Риша и Хамади, не поддались панике и открыли ответный огонь.

Каплан мог бы вернуться на холм, но его захлестнуло безумие боя, он вставлял магазин за магазином в горячий автомат «АК-47». Звуки, запах, дрожь автомата в руках, оранжево-красные вспышки выстрелов — все это буквально завораживало его. При скорострельности примерно двести выстрелов в минуту он послал примерно тысячу пуль в сторону противника, кося его ряды. Хоснер не предупреждал об экономии боеприпасов, поэтому Каплан решил израсходовать все, что у него было.

Риш, Хамади и еще несколько ашбалов сообразили, что огонь по ним ведет всего один человек. Обойдя с флангов, они зашли в тыл Каплану и под шум его выстрелов и свист ветра напали на него сзади.

Ветер донес до защитников холма крики. Они были слышны настолько отчетливо, словно схватка происходила в соседней траншее. Умирал Каплан долго, и его стоны — как это обычно бывает в подобных случаях — производили двойной эффект. Они укрепляли решимость колеблющихся и нагоняли еще больше страху на трусливых.

Хоснер схватил микрофон громкоговорящей связи и закричал в него. Голос его, подхваченный ветром, донесло до городской стены.

— Риш! Хамади! Вы звери! Вы не люди! Я оторву тебе яйца, Риш! Когда я доберусь до тебя, я оторву тебе яйца! — Пронзительный крик Хоснера леденил душу, он почти не отличался от предсмертных криков Моше Каплана и от дикого завывания шакалов, которые уже собрались у подножия холма.

Мужчины и женщины на холме переглядывались, удивленные тем, как Хоснер выл, ревел, издавая животные звуки вперемешку с самыми вульгарными и грязными угрозами и ругательствами, которые они только могли себе представить. Он явно потерял самообладание.

Кто-то — по голосу, похоже, Бург — забрал микрофон у Хоснера и стал кричать, пытаясь ободрить Каплана, чтобы хоть как-то помочь ему. Но толку от этого было мало. Каплан продолжал умирать медленной и мучительной смертью.

Израильтяне начали стрелять по склону холма, сбросили вниз несколько оставшихся бутылок с «коктейлем Молотова», пытаясь осветить склон, но ветер и песок гасили их, не давая как следует разгореться.

Оставшиеся ашбалы — меньше сорока человек — начали подниматься по склону парами, на большом расстоянии друг от друга. Ветер толкал их в спину, подгоняя вперед. Песок и пыль скрывали их продвижение, на руку им был и шум ветра.