При обсуждении сценария опытные педагоги посоветовали студенту сбалансировать пороки и достоинства плавильщика: настоящее искусство сильно гармонией! Константин самолюбия ради поспорил с ними, но не зарываясь, — ему нужна была пятерка за дипломный фильм.
Сталевар прочел исправленный сценарий, расхохотался от души и дал согласие на съемку. Дескать, валяй, дружище, может, благодаря твоей рекламе квартиру расширю — тесно в двухкомнатной!
Отснятый материал Константин смотрел с погребальной тоской: сталевар на премьере в театре на Ольховке, сталевар перед пионерами, сталевару вручают цветы после рекордной плавки, фейерверк искр, усталые глаза…
Причину, по которой фильм не удался, коллеги-профессионалы сочли бы смехотворной, лепет дилетанта — на студии ценят бойцов, а не пластилин! Сладко сваливать собственную бездарность на причины, от тебя не зависящие!
И вот теперь последняя надежда, последний козырь — медведь…
Байкал ошеломил Ивина. Плоты бескрайними материками изгибались на выпуклой глади озера, и чайки тучно горланили над устьями льнущих к Байкалу рек.
Костя даже усомнился: в самом ли деле кино способно создать эффект присутствия? Можно, конечно, показать на экране переполненные лесом гористые берега, оттенить силуэтом баркаса на переднем плане стеклянистую гладь озера. Поверит зритель и в берега, и что воды в Байкале много. Но даже угости его перед сеансом калеными кедровыми орешками, обдай запахом свежей рыбы, оглуши его сиренами буксиров, потешным говорком бронзовокожих буряток, все равно на Байкале он не побывает!
Репродуктор громко захрипел: «Бродяга к Байкалу подходит…»
Костя от избытка чувств поцеловал в губы попутчицу, единственную в купе — плох киношник, который за минуту не найдет общий язык с незнакомым человеком. Вручил попутчице автограф и стал паковать вещи: поезд приближался к Слюдянке.
На перроне в Слюдянке он под большим секретом рассказал о своей миссии первому встречному путейцу в оранжевой робе. Сам в душе большой поэт, путеец понял деликатный намек и помог Константину донести багаж до дома. Ночуй!
О плате за ночлег путеец и не заикнулся, но Костя не любил ходить в должниках. Он попросил путейца скинуть робу и напялить на голое тело овечью безрукавку мехом наружу — для колориту. Огорошенной хозяйке дома сунул в руки вилы, у ног труженицы водрузил трехлитровую банку с молоком — для символики. Зорким взором профессионала оценил живописных хозяев и сделал несколько кадров импортной «Лейкой», с которой никогда не расставался. Сибирская экзотика! Медаль на международном фотоконкурсе обеспечена!
Он посулил путейцу выслать журнал со снимком. В один присест ополовинил банку с молоком, к ужину заказал молодой картошки и потопал к Байкалу.
На берегу к снимающему Ивину осмелились приблизиться двое зевак — слух о кинооператоре-медвежатнике разнесся быстро. Константин демонстративно повернулся к ним спиной. Однако двое за спиной спокойно ожидали, пока он окончит панораму, и про чувство такта не подозревали.
«В румянец вогнать их, что ли?» — Костя развернул на зевак убийственно элегантную камеру. А развернув, невольно нажал спуск, так интересны оказались лица обоих…
У того, что ниже ростом, лицо землистого оттенка, стянутое сухими морщинками вокруг нежно-розового хрящеватого носа. До единого щербатые гнилые зубы. Косая челочка еще пятидесятых годов, словно он с тех пор так и усох нагловатым мальчиком. Не шелохнувшись стоит, все равно весь нервный, шальной какой-то, ткни его пальцем — задрыгает руками, ногами, как паяц. Второй — великан, на тело рыхлый, из бабьего теста. Сонный лупоглазый мужичище с лицом, разваленным шрамом.
«Повидали дядечки свет…» — с опаской подумал Костя.
— Эко, товарищ кинооператор, растревожили вы мне серденько, — повел речь с небесной задумчивостью на лице тот, что с челочкой. — Мечту вам, дорогой товарищ, приходилось иметь? Мечту такую океанскую, чтобы и смерть матери помогла пережить, и несправедливость людскую забыть?
«Подходец, однако! Дают сибиряки…» — изумленно подумал Костя и поддержал забавную игру.
— Красиво вы про мечту загнули. Мне, признаться, и крыть нечем. Я мальчонкой о подшипниках для самоката задумывался…
— А я, товарищ мой распрекрасный, еще у мамки в утробе о кино мечтал. ВГИКом бредил! Четыре раза поступал на оператора — и все мимо кассы. Надолгонько вы к нам? — уже деловито спросил чубатый.
Второй, который увалень, тоже с интересом нахмурил брови.
Понесло Константина… Обожал Костя хохмочки!
— Да я, собственно, нагрянул по государственному делу. У вас самые крупные медведи на земном шаре. Хочу передовых мишек отснять в рекламный фильм для зарубежа, да супруге с тещей привезти по шкуре.
Великан поперхнулся табачным дымом, выпучил по-рачьи глаза на Костю. Дружок его с челочкой отступил на шаг, сощурился.