Рекуперация

— Надо бы по инструкции всех выгнать, да ладно, сборка примитивная. Забирайте теперь не сработает ни случайно, ни преднамеренно. Я свободен? Мне ещё заключение писать, поеду в Контору.

Когда взрывотехник покинул автобус, обезвреженный заряд перекочевал в руки оперативника. Серебряков с сотрудниками вышел из автобуса и пересел в милицейский газик, стоявший поблизости. Газик фыркнул дымным облаком и резво покатил в сторону пристанища Балабана. У дачи уже ждал участковый с понятыми. Окружили домик и стремительно вломились в пристанище террориста. Чекисты ловко скрутили обалдевшего хозяина, начался обыск. На столе, после ухода Петрушевского выдававшего себя за бывалого зека Раннего, ещё оставался комплект террориста: тротиловые шашки, провода, запалы. К ним добавилась пачка четвертных купюр с переписанными номерами, револьвер, патроны, кисет с золотыми монетами и другой компромат — на немалый срок Балабану хватило.

Потерянный бандит, так просто попавшийся на рассказ "залётного фраера", сидел в наручниках, злобно зыркал по сторонам и внимательно вслушивался в голос оперативника, монотонно перечисляющего для протокола криминальные вещдоки. Тут подъехал автобус. Когда бандита грузили, разглядел улыбающегося Петрушевского. Злобно плюнул и собрался что-то добавить на словах, но чекист ловко сунул тому в под дых, Балабан затих. Старший группы захвата расписался, забрал рапорт участкового. Милиционеры на газике рванули в отделение, а чекистский десант бодро погрузился в автобус. Серебряков, задержанный Балабан, Петрушевский и остальные тронулись в родные пенаты на Литейный, 4. Часть плана сработала, осталась вторая — самая главная фаза операции.

Два дня спустя у проходной института Иоффе стояла комитетская чёрная волга с сотрудниками привлечёнными к задержанию коллеги. Наконец появился запыхавшийся Чистяков с безликой картонкой.

— Как прошло? — поинтересовался полковник. Он, естественно, умолчал о перехваченном вызове прослушки. Звонок вызов адресован на телефон заместителя ОЛИБ, старшего лейтенанта гозбезопасности Соболева. Неизвестный сообщал, что посылка доставлена, а спустя несколько часов изъята. В сообщении указывались приметы Чистякова. Другими словами, предатель страховался через подставное лицо, в намерениях Соболева полковник больше не сомневался.

— Всё нормально, добрался на трамвае без происшествий. — Чистяков улыбался, ни тени волнения на лице. — Так я пошёл?

— Давай, всё по плану. Мы за тобой, только следователя дождёмся.

Посмотрел вслед Чистякову и недовольно хмыкнул: всё этому поганцу нипочём, мы для него вчерашний день, открытая книга…

Наконец подъехал следак. Серебряков и сопровождающие энергично двинулись на территорию института, предъявив на проходной грозные удостоверения сотрудников Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР.

11. Соболев. Финита

Утро не задалось. Мучило нехорошие предчувствие, вдогонку к этому болела голова, что для двадцативосьмилетнего учёного было не характерно.

— Витя, завтракать садись, — Нина Георгиевна Соболева с тревогой поглядывала на хмурого сына, на генном уровне улавливая тревожное настроение сына.

— Спасибо, мама. Только кофе и покрепче, ладно. Не смотри так — всё у меня нормально.

Молодой учёный и по совместительству сотрудник КГБ, изучающий не только природу времени, но и необъяснимое до настоящего времени явления — возникновение в обществе развитого социализма странных личностей, "туристов". Так их окрестили в подразделении, занимающимся всякими временными аномалиями, отделе. С одним из "туристов" Соболев был знаком и подружился, после того, как попаданец вытащил чекиста из под колёс "взбесившегося" грузовика. Сегодня самый непростой день за всю карьеру учёного — кардинальная перемена в работе лаборатории, которой Соболев отдал последние шесть лет научной деятельности.

Соболев привык, пока трамвай медленно плёлся по Кондратьевскому проспекту обдумывать рабочие вопросы: задания сотрудникам, систематизацию и анализ испытаний, разборы у заведующего лаборатории Дооса, да доклады своему непосредственному начальнику полковнику Серебрякову. Но сегодня, Виктор Сергеевич вновь прогонял схему своего авантюрного и жестокого плана, который раз и навсегда изменит его жизнь и деятельность ОЛИБ. За скобками стоял моральный аспект от акции задуманной как авария. Соболев не задумывался с какого времени весь идейно-политический задел ревностного комсомольца, строителя самого совершенного в мире общества с его незыблемым кодексом строителя коммунизма, вдруг дал сбой. Отчего на первое место вышла жестокая карьеристская цель, умысел прибрать к рукам бразды правления секретной лаборатории, подчинить ход исследований своим планам.