Все последующие минуты в подземелье раздавались крики Зана: «Ты его так любишь?!», душераздирающие лязги метала, вскрики, наполненные болью, которую никому из живущих не понять, зато хорошо известную тысячам погибших. И лишенные всяких сил, но мужественные ответы дочери лорда-маршала: «Люблю».
— Ты его так любишь?
Удар. Всплеск крови. Крик.
— Люблю!
Стены задрожали, и крики Катрины упали, словно под воду.
— Ты его любишь?
Удар. Всплеск крови. Крик.
— Люблю.
Свет в окне начал гаснуть. Холода становилось всё больше.
—
Удар.
Всплеск крови.
Крик.
— Люблю…
Все растаяло и погрузилось во тьму. Больше не было ни Катрины, ни Зана, ни боли, ни страха.
[1] Это на тебя смотрят
Глава 19. Реквием
Тяжелый непрекращающийся гул заполнял всё. Он шел издалека и именно он очертил в сознании стены, повороты и преграды, которые огибал на своем пути. Где-то поблизости позвякивали цепи.
Ветер щекотал щеку, перебирал пряди волос, то скидывая их на лицо, то убирая в сторону. Он овивал шею, скользил по рукам и телу, унося боль, как лодочник вычерпывает набирающуюся в лодку воду. И боль всегда неумолимо возвращалась, а ветер неустанно силился унести её туда, где в стенах метался тяжелый гул.
Постепенно сознание возвращалось к Катрине. Из черной мглы всплывали новые детали. Вот отголосок равномерных частых ударов начал пробуждать где-то очень глубоко смутное, но сильное желание. Сухие белые губы дрогнули, и инстинкты начали свою работу, которую извечно делали лучше всего — отбирать разум под свой контроль. Из глубин её существа к Катрине подкрадывался голод. И частые равномерные удары, похожие на биение сердца и тиканье часов, привлекли внимание вампира.
Катрина не знала, когда открыла глаза. Размытые краски, света и тени, увиденные глазами узницы, проступили из пустоты. Её несфокусированному взору представала мокрая чернота грязного пола. Катрина простонала почти пропавшим голосом. Ей стало больно, когда какая-то мышца её тела невольно двинулась, желая освободится от этого мучительного заточения.
Наконец, наемница повернула голову на звук частых равномерных ударов и неожиданно, зло закричала от увиденного.
Эта никчемная тварь ела её! Вся измазавшаяся в её крови крыса сидела на стене и ела пальцы Катрины! Мелкое сердечко довольно билось в груди грызуна. Наемницу захлестнула ярость, и она со всей силы дернула рукой, чтобы стряхнуть хвостатую дрянь на пол и раздавить ногой. Но крыса не свалилась, удержавшись отвратительными лапами за Катринины же пальцы. Зато нестерпимая боль обожгла Катрину. Крыса продолжила свое пиршество.
Потеряв контроль над собой, Катрина вновь и вновь встряхивала рукой, крича и чувствуя, как обломки её ключицы скребут друг друга, и некогда разбитый локоть, только начавший срастаться, рвется вновь. Пока не сбросила крысу на пол. Испуганное животное бросилось прочь и скрылось за грубыми прутьями узилища.
Сил у наемницы не осталось не только, чтобы раздавить крысу, но и чтобы заметить даже, куда та убежала. Изнеможенно повесив голову и стиснув клыки, Катрина продолжила терпеть рвущую боль.
Холодный ветер начал уносить её сознание обратно в пустоту, когда в глубине подземных коридоров с шумом открылась дверь. Вскоре начали приближаться шаги. Эти звуки очень быстро вернули Катрину. Беспокойство охватило её. Она начала искать глазами оружие, которым могла бы защититься. Подобных предметов здесь было предостаточно, но никаким образом девушка не могла дотянуться до них.
Тут же она с ужасом вспомнила о Марке. О смертельной опасности, нависшей над её любимым. Тревога всё нарастала. Катрина ждала того мгновения, как из темноты за решеткой появится белое с бакенбардами лицо отца. А он мог вернутся только если…
О нет! Нет! Только не это!
Катрина собрала всю оставшуюся волю и запретила себе даже думать об этом. Марк жив! Она знает, Марк жив!
Горечь страха за любимого перекрыла дыхание. Катрина судорожно глотнула морозный воздух, вспомнив лицо родного Марка. Такого живого и непрочного. Уставшего от жестокости судьбы, но ещё способного искать во всём добро и любить. Прикосновения Марка разжигали внутри неё нечто теплое, приятное, подобное по своей красоте оживлявшему лучу. Это была любовь. Любовь, не боящаяся ни темноты, ни света. А вдруг Зан сломал это? Вдруг всё кончилось? Вдруг он убил и жизнь, и любовь? Тогда Катрина мертва более чем когда бы то ни было.
Шаги остановились возле камеры. В темноте за решетками показался силуэт.
— Ах, Катрина, — сокрушенно раздался женский возглас, блеснули ошеломленные глаза, и за прутьями началась спешная возня.
О ветхий металл ударились тяжелые ключи, решетчатая дверь открылась, и в камеру придерживая подол платья, вбежала средняя дочь Виктора — Анжелия.
— Что он с тобой сделал! — прошептала она, с ужасом глядя на раны Катрины, едва начавшие регенерировать.